Юрий Морозов - ΣAΣTHRA (Крымский детектив). Часть I

Автобус обогнул вокзал и свернул к зоне высадки. Пассажиры засуетились, зашумели, стали снимать сумки с багажных полок; зашипели и открылись двери.

Иннокентий сошёл на тротуар, засмотрелся на женщину с длинными волосами. Он все никак не мог привыкнуть к ним – словно после пятнадцати лет изгнания оказался в обществе инопланетян, – и приходилось делать усилие, чтобы не пялиться, не замечтаться.

Тебе за пятьдесят.

Ты бывший зек.

Ну какая баба позарится?

Иннокентий отошёл подальше, огляделся: тут цвела фиолетовая вывеска «Торговый центр Таир», там – ярко-красная «Московская ярмарка». «Кофейня» и «Парихмахерская» – блеклые, старые, прямо на здании вокзала. Лохматые тополя. Холм.

– Какая следующая? – послышалось сзади.

– Феодосия! – угрюмо ответил водитель. – «Айвазовская».

Иннокентий сообразил, что вышел слишком рано, и хотел лезть обратно в автобус, когда кто-то крикнул командным голосом:

– Мужчина!

Он дёрнулся, но в последний момент решил, что нет, не ему – и направился к водителю.

– Мужчина! С ушами проблемы?

В солнечном сплетении похолодело. Иннокентий повернулся. Метрах в пяти шёл «красный» – в пропотевшей форме, толстый, с тупым бульдожьим лицом. Он остановил парня с ананасом и прочеканил:

– Документы, предъявите, пожалуйста.

«Пожалуйста» было максимально нейтральным – ни толики вежливости, ни презрения. Просто форма речи, вроде союза или предлога.

Иннокентий наконец понял, что звали не его, и стал загибать пальцы, успокаиваясь: 1, 2, 3…

Парень что-то невнятно отвечал бульдогу. Бульдог уверенно лаял.

4, 5, 6…

Долетел обрывок фразы «красного»:

– … так пошли, прокатимся до отделения.

– На каком основании? – вырвалось у Иннокентия. Он тут же пожалел, что влез, но «Красный» оглянулся и скривил губы:

– Что-что?

– На каком основании документы спрашиваешь?

– Да ничего, – пролепетал ананас, – я… я…

«Красный» холодно улыбнулся Иннокентию.

– Вы, гражданин, закон сначала изучите, а потом уже лезьте.

– Верту… Сотрудник при обращении обязан представиться.

Улыбка «красного» несколько испортилась, от искусственной вежливости не осталось и следа:

– Ты, дедуля, борзятины объелся?

Иннокентий набрал в грудь воздуха и медленно выдохнул.

– Никому лучше не станет, если ты его в отделение заберешь.

– Я не понял, дедуля, мне твои документы проверить?

Иннокентий положил сумку на асфальт, достал паспорт и направление в уголовную инспекцию. Протянул.

– Пятнадцать лет в колонии строгого режима. За два убийства. А этот мальчишка еще и женщину голую не видел.

– Вообще-то видел, – вставил зачем-то паренёк, – но…

«Красный» подозрительно смотрел на Иннокентия и не отвечал. Казалось, в его зажиревшем мозгу что-то не стыковалось, не срабатывало.

– Закончили? – спросил Иннокентий.

Тот кивнул.

– Так и быть. Поедете в отделение оба.

Аня вышла из больницы, ища по навигатору автостанцию. Этот район она знала плохо и откровенно злилась на Рыжего, который оставил ее здесь одну. Минуты две стрелочка тупила, кидаясь то в серёдку Феодосийского залива, то Симферополь, а потом повела Аню через стоянку «Скорой помощи». Кто-то истерически сигналил, воняло выхлопными. Экипажи без конца отъезжали и приезжали.

Аня с трудом выбралась из этого ада к трапецевидному скверу, в узкой части которого застыл полубарельеф-полубюст советского деятеля: взгляд – печальный, причёска – лохматая, бородка – козлиная. Мимо деятеля шла девушка в кумачовом пальто и вертела головой, будто высматривала кого-то. Ветерок играл хвостиком ее волос, полами изорванной, грязной одежды.

Аня хотела, было, пройти мимо, затем узнала:

– Алекс?

– Че? – Саша оглянулась, хмурая, мрачная, насупленная. Несколько секунд она рассматривала Аню, будто надоевшего комара, потом лицо в ссадинах разгладилось, на щеках возникли ямочки, на губах – улыбка. – А, чудовище.

Аня решила пропустить подколку мимо ушей:

– Ты знаешь, куда идешь?

– А ты?

– Я серьезно.

– Вперед, только вперёд. Что, кстати, с рукой?

Аня посмотрела на бинты, подкрашенные запекшейся кровью, пошевелила пальцами.

– У тебя есть, где остаться до суда?

– Ну, явно не дома. – Саша похлопала по карману, из которого торчал сложенный лист. – Передай «спасибо» своему питекантропу.

Аня не нашлась с ответом, и они перешли дорогу.

Сюда, видимо, ремонтники не добрались – асфальт напоминал спину мертвого и покрытого пылью слона, с которого медленно сходила кожа. Дул холодный ветер, пропахший известкой. Справа тянулись дома в оттенках песчаника, по большей части одноэтажные, с бежевой черепицей. Менялись только вывески и памятные таблички, вроде «Чебуреки», «Парикмахерская» или «Здесь жил великий композитор», «Здесь жил великий художник», «Здесь жил великий поэт». Слева желтели изгороди, стриженные под батон хлеба; за ними осыпались восточные руины, торчал ветками парк и белела буква «Я» с алым сердечком в кружке.

– Тебе нужна какая-то помощь? – спросила Аня.

– Ох, ну прекратите, сударыня.

– Что?

– Сама разберусь.

На последних словах Саша помрачнела, оглянулась. Аня отвела от лица волосы и проследила за ее взглядом: «Самса», «Гемотест», «Аптечный склад» – ничего интересного. Кивнув с досадой, она ускорила шаг, как бы отделяясь в этой прогулке от Саши.

– Ты очень добрая, – сказала та тихо и как-то искренне, без своей обычной манеры.

Аня приостановилась, оглянулась.

– Вовсе нет.

– И, видимо, скромная.

Ане сделалось до страшного неловко. Хотелось по-детски закрыть уши и переменить разговор на какую угодно тему.

– Ты правда ничего не помнишь?

Саша покачала головой и в который раз осмотрелась.

– И почему сестра приехала к тебе – тоже не помнишь? После такого перерыва?

Саша вытянула шею, словно заметила кого-то на другой стороне улицы, и прошептала:

– Не поняла?

– Твои родители сказали, что вы не общались.

Саша резко обернулась и смерила Аню грозным, если не злым взглядом.

– Мои родители плохо разбираются в современных технологиях. И тем более – в отношениях.

Аня растерялась на несколько секунд, поражённая резко сменой тона и настроения девушки. Что-то заделу Сашу, но что?

Напоминание о родителях?

Мимо прогромыхал красный «жигуль», и они перешли на другую сторону по зебре. Слева показался голый сад, потянулась ограда из каменной кладки и синих решёток. Тротуар раздолбался в труху, от нормальной дороги оставался только прерывающийся ручеек, окруженный гравием и песком, где не хватало только памятной таблички "Когда-то здесь лежал асфальт".

– Какой вопрос ты хотела задать?