Фридрих Незнанский - Встретимся в суде

Внезапно Роберт насторожился. Отложил книгу, привстал на локте, прислушался. Надел очки, словно они помогали лучше слышать. В дверь гостиничного номера кто-то царапался — словно мышь особо крупных размеров. Непонятно даже было, пытался этот подозрительный кто-то деликатно постучаться или орудовал отмычкой в замке. К счастью, Роберт догадался закрыться изнутри, сразу после отбытия Юрия Петровича устроив импровизированную баррикаду из двух стульев и палки для задергивания штор. Однако сердце его лихорадочно забилось, отсчитывая сто двадцать ударов в минуту.

— Кто там? — громко спросил Роберт.

Царапанье прекратилось. Грубый мужской голос откликнулся:

— Это из милиции. Насчет вашего вчерашнего несчастного случая.

Адвокат Васильев никогда не жаловался на неосмотрительность. А сегодня он тем более был осторожен, как никогда прежде. И ему совсем не внушал доверия сотрудник милиции, который, прежде чем заявить о себе, пытается втихую открыть дверь. И что это за обтекаемое «из милиции»? Представился бы, как положено, с указанием имени и звания! А уж формулировка «несчастный случай» ничего, кроме возмущения, не вызывала. Если бы Роберт на улице Александрбурга случайно поскользнулся, упал и разорвал себе связки на ноге, тогда, спору нет, это был бы несчастный случай. Но когда людей заманивают в укромное место, чтобы нанести им травмы бейсбольными битами, извините, это называется совсем не так!

— К сожалению, — деликатно попытался отделаться Роберт, — у меня болит нога, я не в состоянии подойти и открыть. Загляните, пожалуйста, вечером, когда вернется мой коллега Юрий Гордеев.

За дверью тягостно засопели и изрекли в безапелляционном тоне:

— Врете. Вы изнутри дверь держите. «Значит, правда пытался открыть!» Роберт не чувствовал страха, только нервное возбуждение. Адреналин фонтанами выбрасывался в кровь. Вчера их, по крайней мере, выманили из ресторанного многолюдия в темноту, а сегодня… средь бела дня, в крупной городской гостинице! До чего они здесь докатились, в этом Александрбурге?

— Представьтесь, пожалуйста, — потребовал Роберт так громко и сурово, как только сумел.

Однако представляться ему сомнительный (или несомненный, что еще хуже) представитель александрбургской милиции не стал. Вместо этого Роберт услышал треск двери под напором мощного плеча. Приглушенная реплика в сторону — и снова удар в дверь… «Да он там не один! Конечно, такого рода пакостники — они же трусы, поодиночке не ходят». Как бы то ни было, гостиничной двери, даже подкрепленной стульями и палкой для штор, долго не продержаться. Противники адвокатам попались, как на подбор, мускулистые… Надо что-то предпринимать, и чем скорее, тем лучше. Схватив костыли, Роберт запрыгал в направлении балкона. Второпях ступил на больную ногу. Вскрикнул. Зацепившись костылем за порожек, выпал на балкон — и сквозь решетку ограждения увидел внизу помутневшими от боли глазами пригостиничный парк, по которому прогуливались люди, нарядные и счастливые, как это бывает только в России весной. Очки сползли на кончик носа, и Роберт сердитым тычком в переносицу вернул их обратно. От зрелища окружающего спокойствия ему стало неловко звать на помощь, словно попытка вторжения неизвестных в гостиничный номер ему померещилась. Однако долетавшие даже на балкон стук и треск доказывали, что медлить нельзя.

— Помогите! — закричал Роберт.

Люди продолжали идти, как шли, словно призыв на помощь к ним не относился, словно им не было, по крайней мере, любопытно узнать, кто это орет и почему. Номер, снятый московскими адвокатами, находился на четвертом этаже, но создавалось впечатление, что Роберт пытается докричаться с высоты небоскреба.

— Сюда! На помощь! — до хрипоты надсаживал горло Роберт. — Пожар! Пожар!

Он вспомнил, что в подобных случаях рекомендуется кричать «Пожар!». Люди в большинстве не очень-то склонны спешить на выручку ближнему своему, но угроза собственной жизни — такая, как пожар, — должна привлечь внимание.

С соседнего балкона высунулся голым пухловатым торсом брюнет, телосложением смахивающий на упитанного синего Кришну с обложек книжонок, которые сектанты у станций метро так и норовят всучить зазевавшимся москвичам. Одна щека у брюнета была свежевыбрита, другая — намылена. Он потянул носом и обиженно вопросил:

— Чего, больной, что ли?

Роберт так впоследствии и не выяснил, к чему относилась эта реплика: к состоянию психического здоровья того, кто вопит «Пожар!», когда совсем не пахнет дымом, или к костылям, которые он взял наизготовку, собираясь использовать как оружие.

— Ко мне хулиганы в дверь ломятся, — упростил описание ситуации Роберт. — А-а-а, уже вломились!

Недобритого брюнета как ветром втянуло с балкона в его соседний номер. И в ту же минуту на Роберта ринулись двое амбалов, которые могли быть вчерашними нападавшими, а могли и не быть ими, просто они все здесь с одинаковыми фигурами и приблизительно на одно лицо. Комнату они пробежали с грозным топотом, целеустремленно, как носороги, таранящие грузовик. То, что Роберт ожидал их на балконном полу, ввело их в заблуждение, и они уже изготовились было поглумиться над легкой добычей. Однако Роберт, никогда не участвовавший в бандитских разборках, продемонстрировал, что адвокатов голыми руками не возьмешь. Не подпустив первого нападавшего вплотную, адвокат запустил в него, подсекая ноги, одним костылем, а пока амбал совершал тяжеловесное падение, рукояткой другого костыля вмазал ему по голове. Удар Роберту понравился: так им и надо, за Юрия Петровича! Его тоже в голову ранили… Но вот то, что в результате стало происходить с лицом амбала, не вызвало у Роберта никакого удовольствия. Лицо это сплющилось с левой стороны, сократилось, как меха гармошки, а затем, в какие-то доли секунды — тоже как гармошка, но которую теперь растянули — начало взбухать, рождая впечатление, что на левой щеке и левом крыле носа выросла мичуринских размеров вишня. Рот амбала открылся, и оттуда, вместе с брызгами крови, вырвался протяжный рев.

Все эти трансформации, пусть даже происходящие с врагом, Роберту ничуть не понравились. Его даже слегка затошнило. Адвокат был, в сущности, мирным человеком и последствия таких ударов видел до сих пор исключительно на судебно-медицинских фотографиях.

Как бы то ни было, на данном этапе борьбы можно было засчитать «один — ноль» в пользу Роберта. Первый нападавший, придавив во время падения собственные руки и не в состоянии как следует развернуться в узкой балконной двери, колыхался и ревел, как выброшенный на сушу тюлень. Второй сзади растерянно матерился, не в силах добраться до адвоката, поскольку его неудачливый товарищ перекрывал ему ход. Однако не следовало быть провидцем, чтобы предсказать, что вот сейчас они приведут себя в порядок, соберутся с духом… и тогда уж несдобровать Роберту!