Фридрих Незнанский - Слепая любовь

Нет, следовало потихоньку раскрываться. Знакомиться, находить общий язык и раскрываться. Вот тут и прокол…

После похода Нинки в салон, ее резко отрицательной реакции и по отношению и к факту попытки насилия, и к самой Юлии Александр Борисович практически отстранил жену и дочь от участия в расследовании. Раз уж там сходятся откровенно криминальные интересы, нечего рисковать самыми дорогими, близкими людьми. Мужики — другое дело, такая служба. А Ирка напомнила, что вполне могла бы найти точки для контактов. Но история, даже такая короткая, все равно не терпит сослагательного наклонения: что было, то было, а вопрос «если бы, да поступить тогда иначе» уже не стоит.

А в общем получилось так, что где-то, как-то и почти незаметно, из мелких промахов или недоработок скопилась критическая масса, вылившаяся в ошибку. И наверное, недаром кто-то из знаменитых «афористов», возможно Талейран, сказал по поводу чего-то там, какого-то исторического факта: «Это хуже преступления, это — ошибка». Вот ведь как можно поставить вопрос… Не ошибка явилась результатом преступной деятельности, а, наоборот, преступление как итог ошибки. Мудрёно, однако, как говорил один знакомый мужичок, глядя на звезды ночного неба. И куда до этого доморощенного философа даже великому Канту! Мудрёно…

Из безмолвного небытия возник Макс, обильно жующий какие-то очередные хрустящие хлопья. Красноречиво поглядев на сидящего в одиночестве Турецкого, он кивнул, а потом так же выразительно качнул головой в сторону своего помещения, призывая пройти за собой.

Значит, нашел что-то. Турецкий зашел в темную комнату, освещенную лишь экранами более десятка работающих компьютеров. Макс всегда подходил к решению задачи в комплексе. Жестом показал он на стул и кивнул теперь в сторону большой турки с кофе. Александр Борисович взял пустую чашку и налил себе половину. Зачерпнул из лежащего на столе разорванного пакета горсть чипсов — он знал, что Макс любит, когда гость ведет себя бесцеремонно в отношении его кофе и «хрустелок», — сунул себе в рот, и тогда довольный соблюдением традиционного ритуала Макс вынул из работающего принтера несколько страничек распечатки. Протянул Александру Борисовичу, включил низкую настольную лампу.

Турецкий посмотрел, хмыкнул и стал читать. А через две минуты, перевернув третью страницу, всего-то и смог сказать:

— Твою мать!.. — с тоской и надрывом в голосе.

Макс понимающе развел руки в стороны, как бы подтверждая, что полностью согласен с такой откровенной оценкой.

Если Наташа, по словам Филиппа, обладала хорошей памятью, то у Юлии, как увидел Александр Борисович, она была фотографической. Он же знал, какие материалы вложил в пакет для Меркулова. Так вот почти точный их пересказ он теперь прочитал в послании к Брентону. Но это могло означать только одно: после ссоры и побега из дома девушка нашла-таки себе свободный компьютер и сумела изложить всю соль, выжимку из того, что раздобыли сыщики за две последние недели, главным образом получив информацию от Питера Реддвея. То есть, другими словами, секретные материалы международной полиции уже стали достоянием международного же преступника. Ну неужели ни у Меркулова, ни у этого Осипова, будь он… не хватило элементарной сообразительности, чтобы понять, что нельзя распоряжаться закрытой информацией?!

Но, чуть поостыв, Турецкий смог нащупать причину такого взрыва. Вероятно, ни один аргумент деда, уже знавшего, в какую переделку попала внучка и наверняка высказавшего по этому поводу свою точку зрения, — а какова она, объяснять не надо! — так вот, ничего не добившись своей «горькой правдой», профессор, доктор и прочая решил пожертвовать своим последним козырем. И вылил всю информацию на Брентона. К тому времени Юлия могла уже находиться в том душевном состоянии, когда перестают действовать любые аргументы, даже самые справедливые и действенные, оборачиваясь в устах обвинителя злобной клеветой. Скорее всего, так и было.

А вот и краткий, лишенный эмоций ответ «любимого».

«Ничего не предпринимай сама. Увидимся в течение двух ближайших дней. Не обращай внимания на злобную клевету. По телефону сообщу время и место нашей долгожданной встречи. Целую, моя любимая, моя единственная. Твой, тоскующий по тебе Роберт».

Вот и все. Когда состоится телефонный разговор, никому не известно.

Как там? «У царя был двор, на дворе был кол, на колу — мочало. Да, начинай сначала!»…

2

Приехавшая Наташа была уже в курсе вечерних событий.

Сели у стола. И пока вежливый Филя ходил варить кофе для девушки, Александр Борисович высказал ей о своих опасениях в связи с последними посланиями Брентону и его ответом Юлии.

Девушка слушала внимательно и серьезно, и вообще, отметил Турецкий, она за последние дни как-то быстро повзрослела. И еще больше похорошела. Это стало заметно даже в ее одежде: несмотря на ее выходной, она приехала в элегантном костюме цвета маренго, в белую и розовую полосочку. Такие костюмы принято называть деловыми. И хотя брючата были короткими, но ниже колен, с блестящими пуговичками, красивого цвета маренго с редкими блестками, и все это очень ей шло. Костюм был почти в обтяжку, что выгодно подчеркивало ее отличную фигуру. «Ах, девчонка, — думал Турецкий, — как быстро, к сожалению, пройдет твоя золотая пора, ты и сама не заметишь. Пусть хоть тебе повезет в любви… Рыжие, как утверждает Славка, самые лучшие — вообще, без всяких объяснений. А если еще и верные, что… обсуждается, но надежда все-таки остается, то и судьба у тебя сложится счастливая…»

Он взглянул на Филиппа, смотревшего на девушку с нескрываемым восхищением, и мимикой словно спросил: как? И тот в ответ немедленно показал два больших пальца. Высшая оценка!

— Вы хотите, чтобы я помогла вам найти адрес, по которому могла спрятаться Юлька? — прямо спросила Наташа, хотя Александр Борисович не объяснил еще своей нужды.

— Угадала, Наташенька. И я думаю, тебе неплохо бы вспомнить не только ваши последние школьные годы, но и тех ее знакомых, о которых у вас могла заходить речь, когда вы уже учились в институтах.

— Я закончила медучилище вообще-то, — словно стесняясь, сказала она.

— Но вы же встречались?

— Да, и довольно часто. Мы же практически соседи, только по разные стороны Кутузовского проспекта живем.

— Ну, давай подумаем, к кому она могла бы ночью, на машине, — шел, я понимаю, уже одиннадцатый час… Значит, на дворе еще не было полной темноты. Да плюс фонари и витрины… К кому она могла бы податься? И еще одно условие задачи: откуда бы она могла связаться через компьютер со своим «возлюбленным»? Ты же теперь знаешь, кто он на самом деле?

— Да, мне Филипп Кузьмич уже сказал. Ужас! Прямо не знаю, что и думать!..