Елена Терехова - И все в шоколаде

Мы ведь с ней в какой-то степени родственники. Моя родная тетка, Надежда Федоровна, родная сестра моего отца, замужем за ее родным дядькой, Володей Тимошенко. Тетка нас и познакомила, она же нам свадьбу организовала. Какой она была? Хорошая хозяйка, покладистая, мы не ссорились почти, но многое она в себе держала. Дневник вела, было дело. Раз как-то нашел его – случайно вышло – ну, и прочитал. Долго пребывал в шоке.

– Что вас так поразило в этих записях?

– Злость. В них было столько ненависти, неприкрытой злобы, особенно в отношении тех людей, которые, как она думала, мешали ей жить, двигаться вперед.

– Например? У нее были враги?

– Да нет же, больше надуманное. Ну, вот новую жену отца своего она ненавидела – считала, что та разрушила их семью. Писала о ней такие гадости, читать было противно. А ведь, насколько мне известно, мамаша ее, теща моя бывшая, сама слабость имела к чужим мужикам, из-за чего они, собственно, и расстались.

– Скажите, – Глушков быстро строчил слова в протокол, – а вы знали об увлечении Марины Борисовны религией, что она посещает религиозные собрания?

– Пока мы вместе жили, я у нее склонностей таких не замечал. Да и про секту эту мы с Аленой недавно узнали, чисто случайно. Подруга задушевная моей бывшей, Света Беленцова, взялась было тут проповедовать. От нее и узнали, что Маринка там же. За детей страх был, что затянут в свои сети. Узнавали у них все, расспрашивали. Я тогда хотел их даже к себе забрать, но, в принципе, особо не настаивал.

– А после развода как складывались ваши отношения?

– Ну, какие могут быть в нашем случае отношения? Знаете, был период, когда я ждал ее возвращения, потом она твердо была намерена вернуться, даже детям говорила об этом, учила их, что надо делать, чтобы Алену выжить из дома. Они по наивности детской все нам и рассказали. А потом я официально женился, она замуж вышла, дети родились – и все. С дочками иногда вижусь, созваниваюсь, а с ней только в самом крайнем случае. Ничего не хотел знать об этом человеке.

– Понимаю, что вопрос вам покажется странным, но все же задам его, – Никита немного помялся для проформы, чтобы выдержать театральную паузу. – Как вы думаете, в чем могла быть причина гибели вашей бывшей жены и кто, по-вашему, мог желать ее смерти? – Терехин замолчал, призадумавшись.

– Здесь я вам не помощник, – пожал он плечами, – я ведь не знаю, чем она жила в последнее время. Может, ей любовник шею свернул, может – его жена, а может, муженек дорогой раскодировался и показал свое истинное лицо. Вариантов тут много, но ни к одному из них я вам не подхожу. Мне совершенно безразлично, как она жила, отчего умерла, и кто в этом ей помог. Меня больше волнует вопрос, что будет дальше с моими детьми. Все остальное – до лампочки.

– Вы сказали, что «муженек раскодировался»…

– Он же кодированный у нее, от запоев. Видите, как сложилось: меня называла алкашом, всем говорила, что ушла из-за моих загулов, а тут «святой арий» подвернулся – богатый и непьющий. Как оказалось, все очередная ложь. Сейчас, спустя годы после нашего расставания, я начал понимать, почему она с новым мужем уехала из города, хотя и здесь могла бы жить припеваючи. Потому что не хотела рушить свой идеальный образ в глазах детей и мужа. Для них ведь она кто? Практически святая, пережившая столько душевных потрясений и выстоявшая, не сломавшаяся всем бедам вопреки. А на деле? Хотите пример? – Александр перехватил взгляд Глушкова, – пожалуйста. Я много лет работаю на другом предприятии, меня окружают другие люди, здесь никто не знает о моей прошлой жизни и бывшей семье. И вот некоторое время назад еду я на служебном автобусе домой с работы. Народу в салоне – три человека, вот-вот выходить, и мы стоим возле кабины водителя. Тут как раз по дороге проезжаем магазин, где Марина трудилась, и вдруг водила говорит: «Хороший магазинчик, тут раньше барышня одна работала. Ну, просто конфетка, сладкая! Марина, кажется, звали. Чудо, а не бабенка – игривая, как молодое винцо. Уж мы с ней пару раз отожгли вдали от цивилизации. Знать бы, где она, как жизнь сложилась… Столько, бедная, пережила… Славная малышка. Глаза. Волосы. Носик такой курносый. Аж в жар бросает от воспоминаний!» Представляете, что я в тот момент почувствовал? А вдруг бы такие речи дошли до дочерей, до мужа (а в нашем маленьком городе рано или поздно это все равно произошло бы), какой был бы удар по репутации? Сейчас все прекрасно: как только всплыла грязь какая – значит, Алена, гадина мерзкая, сплетни распускает, и все в это верят… Теперь, конечно, многое вылезет наружу… О покойных плохо не говорят, но все эти мерзости… Только бы девчонок от них уберечь… Можно, я пойду уже? Разговор начинает меня тяготить, не хочу я о ней вспоминать, – Терехин поднялся и взял в руки лежавшую рядом оранжевую каску.

– Что ж, спасибо, что согласились побеседовать со мной, – Глушков тоже встал, – при необходимости я позвоню вам, вдруг придется кое-что уточнить.

– Да, конечно. Завтра я уезжаю в Шубаново на похороны, хочу с бывшими родственниками вопрос о детях обсудить, а дня через два-три буду дома, – он надел каску и неспешными шагами пошел к дверям комбината, чтобы вернуться в свой цех.

Никита посидел еще несколько минут, перебирая исписанные листы. «Здесь глухо, я с самого начала это знал. Но надо – значит, надо. Следователю виднее, какая именно информация может пригодиться», – он закрыл «молнию» на своей папке и поспешил к машине. Через полчаса у него назначена встреча с Натальей Морган, бывшей женой потерпевшего.

Район, в котором проживала бывшая семья Андрея Моргана, был не самым презентабельным в Междугорске – серые панельные дома, минимум зеленых насаждений и приличное движение автотранспорта. Многоквартирный дом, четвертый этаж. Никита Глушков позвонил, железная дверь распахнулась практически сразу – хозяйка даже не задала вопросов, типа «кто там». Наталья понравилась Никите – стройная, сдержанная, аккуратная. Уложенные в прическу коротко постриженные русые волосы, серые вдумчивые глаза, приятная улыбка и глубокий ровный голос. Эта женщина излучала покой и доброту. Никита вдруг почувствовал, как сильно он устал за эти несколько дней напряженной работы. Словно почувствовав его мысли, Наталья предложила ему присесть на удобный мягкий диван, а сама удалилась на кухню.

– Вы пока располагайтесь, – послышался ее голос сквозь шум какой-то кухонной техники, – я задержу вас совсем ненадолго. Просто я сегодня с ночной смены, – продолжила она, входя в гостиную с подносом в руках, – и если не выпью кофе, то просто упаду тут замертво, – она снова ушла на кухню, и через несколько минут по квартире разлился густой аромат кофе. Наталья вернулась с фарфоровым кофейником в руках и села рядом с Глушковым.