Фридрих Незнанский - Ночной снайпер

Она замотала головой.

— Хорошо, — сказал Турецкий. — Успокойтесь, подумайте… Вот вам номер моего мобильного телефона. Если что-то вспомните, позвоните обязательно.

— Разве что… Ну, я слышала в один из последних вечеров, как он громко благодарил одного господина за помощь… Называл благодетелем. За Сонечку, понимаете? Несколько раз его благодарил. И назвал его, если не ошибаюсь, Николаем, отчества не разобрала. Довольно длинное. То Сема говорил тихо, а тут вдруг стал громко выражать ему благодарность. Но ведь своих убийц не благодарят, верно? Даже когда не знают, что они убийцы. Они ведь ничего хорошего своим жертвам не делают, прежде чем убить, верно? Или?.. — Она приоткрыла рот, замерев от догадки. — Или они так свою жертву завлекают?

Николай Григорьевич курил, сидя в кресле и ожидая, когда Елена Артемова выйдет из ванны.

Она вышла, завернутая в махровую простыню, села рядом на подлокотник, обвив его шею руками.

— Тебе было хорошо? — шепнула на ухо.

— Недурственно, — хмыкнул он, отодвигаясь. — Значит, ты твердо решила занять место Тамары?

— Что значит — занять? — Она отодвинулась. — Хочешь сказать, в твоей постели? Ты с ней спал?

— Ну, в общем, где-то да, — кивнул он.

— И как тебе покойница?

— Нормально… Только давай без этого, хорошо? Сейчас будешь спрашивать, кто хуже, кто лучше… А я этого не люблю.

— Вот даже как… — протянула она. — Все-таки что тогда значит — занять ее место?

— Ты же хочешь жить в том доме?..

— В моем доме, ты хотел сказать?

— Он пока что не твой.

— Я еще не успела оформить документы, ты про это?

— Не только. На самом деле дом принадлежит Петру Авдеевичу Кольчугину. По всем документам, которые Тамара видела, а ее адвокат подтвердил их законность. Она не успела тебе этого рассказать?

— Нет… — Лена изменилась в лице. — Значит, нас с мамой оттуда выгонят?

— Я же сказал: ты там будешь жить. А твою маму лучше устроить в хороший хоспис, с хорошим уходом. Сама понимаешь, сиделка из тебя ни к черту.

— И что я, по-твоему, должна там делать? — спросила она, встав с подлокотника.

— Там ты будешь вести образ жизни богатой светской львицы. Ведь снова замуж ты пока не торопишься?

— Чтоб второй раз попасть на такого же козла? Ну уж нет. Пока не приду в себя, даже не подумаю… А что, разве кто-то собирается сделать мне предложение?

— Считай, я его тебе уже сделал.

Она подозрительно посмотрела на него:

— А, поняла. Это насчет светской львицы? Вернее, шлюхи?

— Конечно. Не под венец же. Жена у меня уже есть.

— А я и впрямь подумала… Аж ноженьки подкосились. Только на какие шиши я буду там торчать? Принимать гостей, то-се…

Он усмехнулся:

— Об этом можешь не беспокоиться… Ты согласна? В тот же дом, где ты уже живешь, на место Тамары?

— Да уж… Лучше занять ее место там, чем на кладбище. А что будет, если не соглашусь?

— В лучшем случае вернешься к себе в провинцию, — пожал он плечами. — И будешь там проводить лучшие годы жизни рядом с больной мамой. И каждый день ей врать, что ее сын вот-вот приедет, ибо ее нельзя расстраивать…

— Да, это ужасно… Просто духу не хватает, ведь врач сказал, это ее убьет… Постой, а в худшем? Хотя что я спрашиваю… — Она попыталась закурить сигарету, но ее зажигалка никак не хотела загораться, и он спокойно поднес ей свою, уже зажженную. — Спасибо… Я все поняла. Тамара в гробу, вся в цветах, венках и лентах, всегда будет у меня перед глазами. Потому что девушка, на свою беду, слишком много захотела и узнала.

— Дело не в том, что она много узнала…

— Ну да, а в том, что ей не терпелось поделиться своими знаниями с прокурорами, чтобы отомстить за своего Пашку. Я угадала?

— Ты же умная женщина, — поморщился он. — И все должна понимать с полуслова. И, кстати, могла бы сообразить, что это лучший способ найти себе нормального мужика… А мне вот пришлось столько времени объяснять тебе очевидные вещи.

Он взглянул на часы.

— Кого-то еще ждешь? У тебя назначена встреча очередной дурехе, которая должна пройти кастинг в твоей постели?

— Я этого не слышал, а ты этого не говорила. Да, мне должны позвонить. А с чего ты так нервничаешь?

— Тут есть еще одно обстоятельство. — Она прикурила новую сигарету. — Не знаю, что на меня хотят повесить, но по поводу смерти Тамары меня уже вызывали повесткой в милицию, а там сказали, что дело со дня на день будет передано в прокуратуру. Ничего особенного не спросили, просто в каких я была с ней отношениях… Это ты тоже возьмешь на себя?

— С этого надо было начинать, — сказал он. — В следующий раз, когда вызовут, сразу мне позвони и расскажи в подробностях. А так тебе нечего опасаться. Ни прямых, ни косвенных улик против тебя нет и быть не может. Так что они могут давить и шантажировать сколько влезет, а ты держись спокойно.

— А мотив? Они ж намекали. Как в кино, следователи и прокуроры говорят: ищите, кому это выгодно.

— Поменьше смотри и читай детективы. Это далеко не всегда верно. Если отец умрет и его наследство перейдет к сыну, то выходит, что сын виноват в его смерти? Чушь собачья. В общем, ты все поняла?

— Попробовала бы не понять…

Послышался звонок, и он снял трубку, недовольно взглянув в ее сторону. Елена пожала плечами и стала быстро одеваться, прислушиваясь.

Звонил Свирид.

— Коля, это обычная прослушка в виде чипа… Я про ту, что была в «Волге».

— И что, такую сейчас любой пацан купит на радиорынке? — хмыкнул, перебив, Николай Григорьевич. — Слыхали…

— Ну, не совсем обычная, — терпеливо сказал Свирид. — Через нее разговор может записываться на магнитофон или передаваться на другой телефонный номер.

— То есть, опять же, может записываться на магнитофон? — снова перебил Николай Григорьевич, поглядывая в сторону Елены.

— Соображаешь, — сказал Свирид.

— А на какой номер эти разговоры были параллельно переадресованы, это сейчас возможно установить?

— Нет. Только когда второй абонент подключен. Я пробовал сам включиться, все работает, все пишется, но параллельный абонент уже отключился.

— Хочешь сказать, когда он услышал мой разговор с этим катуарским ментом, то сразу сообразил, что я все понял и ему пора отключаться? — встревоженно сказал Николай Григорьевич, оглянувшись на Елену, уже стоявшую в дверях. — Понимаешь, что это значит?

— Что у прокуроров теперь есть запись твоего голоса, то есть им осталось его идентифицировать…

— Кстати, это ты мне его сосватал, — приглушил голос Николай Григорьевич, оглянувшись на одетую Елену, стоявшую в дверях. — Одну минуту…

Он подошел к ней, положил руки на плечи.

— Ну, с Богом. И держи меня в курсе.

— А если этот Кольчугин опять будет домогаться? — спросила она. — Уже подкатывался, козел. А от самого воняет… Он и Томке житья не давал.