Александра Маринина - Седьмая жертва

Леплю я всю эту чернуху и сама начинаю в нее верить. Еще в хореографическом училище нас учили: каждый артист должен быть историком, он должен выдумать историю и сам в нее поверить, только тогда в нее поверит зритель. Ну, с этим у меня проблем не было, я какую хочешь историю выдумаю и уже через две минуты буду рыдать от горя и верить, что; все это именно со мной и случилось. Очень помогало деньги выклянчивать, даже свои на эту удочку попадались, не только чужие. Нет, в самом деле, ради чего я к Тамарке на день рождения не пошла? Ради него, чумового этого. Пожалела несчастного.

Лучше бы сидела сейчас в теплой компании, Венька Бритый анекдоты рассказывает, Тамарка песни поет и хахаля своего поддразнивает, за ширинку дергает, Калоша всякие байки из своей прошлой жизни вспоминает, он когда-то шофером был у больших начальников, насмотрелся и наслушался всякого.

Там, у Тамарки-то, такой еды, конечно, нету, а что мне еда? Я всю жизнь жила впроголодь, фигуру берегла, а в последние годы, как на пенсии осела, так тем более, на эти жалкие рублишки не зажируешь. А выпивки у Тамарки на всех хватает, у нее родственники есть, которые по случаю праздника всегда подкидывают деньжат. И зачем я тут сижу?

А чумовой будто мысли мои прочитал и спрашивает:

– Тогда зачем ты здесь сидишь? Я – ладно, я тебя попросил со мной поужинать, у меня на то свои причины есть. Но ты ведь могла отказаться.

Сказала бы, что не можешь, что у тебя много дел, вот и к подруге на день рождения идти надо.

А ты не сказала ничего такого. Ты согласилась и поехала со мной. Вот я тебя и спрашиваю: почему ты согласилась? Зачем поехала, если ты такая занятая?

– Так я ж говорю – жалко мне тебя стало, добрая я, меня разжалобить легко. Вот ты и разжалобил, а теперь вопросы задаешь. Думаешь, раз ты богатый, так других людей унижать можно? Думаешь, тряпки мне купил и теперь можешь ноги об меня вытирать? Не выйдет! У нас, бедняков, тоже своя гордость есть!..

В общем, я снова завелась, и вполне искренне. Кричу и в каждое слово верю. Чумовой меня выслушал, не перебил ни разу. Ел и слушал, ел и слушал.

Даже не сердился, кажется. Мне пришлось остановиться, чтобы горло промочить.

Пока рюмку пила, запал вроде остыл. Глупая какая-то ситуация. Я ведь как привыкла? Один орет, в смысле выступает, остальные перебивают, вмешиваются, то есть новое направление разговору дают, беседа и не иссякает. А тут по-другому. Я говорю – он молчит. Я вроде все уже сказала, не повторять же по новой, как попугай. Короче, выпила я и заткнулась. Временно. Сидим.

Тишина. Часы где-то тикают. Мысли у меня опять в сторону отъехали, стала про Тамарку думать. Вот бывают же невезучие бабы, их по-честному жалко. Как я, к примеру. А бывают бабы откровенно глупые, и вся их жизнь наперекосяк идет из-за их же собственной дурости. Таких не жалко. Вот взять Тамарку…

Но Тамарку я «взять» не успела, потому что чумовой решил рот раскрыть. Ну слава богу!

– Ты, Михална, семью иметь хотела бы? – спросил он.

– А то нет. Конечно, хотела бы.

– Сколько ж тебе лет, подруга?

– Тридцать восемь, – соврала я.

– И ребенка могла бы родить?

– Запросто! Я знаешь как влетаю? Со мной брюки можно рядом положить – через месяц на аборт побегу.

Вру и не краснею, а у самой сердце аж зашлось. Про семью спрашивает, про ребеночка. Может, действительно это тот самый шанс? Чего в жизни не бывает… Ребенка я, естественно, родить уже не смогу, но зачем сейчас об этом говорить? Пусть сначала женится, вытащит меня из грязи, а там разберемся. Может, он так просто спрашивает, в его возрасте заводить маленьких детей обычно не стремятся. Хотя если он совсем бездетный…

– А у тебя есть дети? – на всякий случай спрашиваю.

– Есть, – отвечает. – Сын, он уже взрослый.

Тут я малость скисла. Но свою линию держу, не отступаю.

– И жена есть?

– Нет, жены нет. Так скажи ты мне. Надежда Михална, если б тебе сейчас предложили ребенка родить, как бы ты к этому отнеслась?

Вот хреновина! Прямо сейчас и родить. Ну ладно, была не была, главное – ввязаться. Уцепиться за этого чумового мужика с деньгами, машиной и дачей, вылезти хоть немножко, а там – будь что будет.

– Родила бы, – отвечаю. – А что? Кто предложит-то? Ты, что ли?

– Погоди, не о том речь. Говоришь, родила бы ребенка. А зачем?

Я прямо оторопела. Сам же говорит, а потом сам же спрашивает. Ну как есть чумовой!

– То есть как зачем? Зачем все рожают?

– Мы не про всех говорим, а конкретно про тебя. Врешь ты все насчет возраста, не тридцать восемь тебе, а больше, но, допустим, ты еще можешь родить. Так вот зачем нужен ребенок лично тебе в твои годы и при твоей жизни? Что ты с ним будешь делать?

Зачем нужен? Да, на кой черт он мне нужен сейчас, ребенок этот? Но если бы рядом был муж, и он захотел бы ребенка, я бы расстаралась, чтоб покрепче к себе мужика привязать. Если уж ему приспичило, то я завсегда навстречу пойду. Мало ли чего мне пять лет назад сказали врачи, с тех пор медицина далеко вперед ушла, а у чумового-то денег видимо-невидимо, он меня и за границу лечиться может отправить. Но так ему говорить нельзя. Надо что-то благообразное выдать.

– Я бы его воспитывала, – забормотала я, – растила, любила.

Вот черт, как назло, все слова из головы вылетели. Ведь у Тамарки-то есть дочка, какие-то слова она про нее говорила же, что-то такое насчет смысла жизни или еще фигня какая… Ничего вспомнить не могу. А, вот, про старость.

Про старость все говорят.

– Чтобы в старости рядом со мной был родной человек, который стакан воды подаст, когда я буду больная и немощная, – выпалила я, мысленно похвалив себя за складную длинную фразу. Нет, что ни говори, а я не алкоголичка и даже не пьяница, мозги еще работают – будь здоровчик. И память не подводит.

– Ну ты даешь, Михална, – рассмеялся чумовой. – Ты что же, надеешься до старости дожить? При твоей-то жизни? Да ты в любой день концы отдать можешь, ты же пьешь с утра до ночи и не закусываешь. Или сама помрешь, или пришьют тебя твои собутыльники. Не боишься?

Тут я совсем затосковала. Что-то разговор повернулся не в ту сторону. Не больно-то похож этот чумовой на мужика, который меня вытащить хочет и руку с зажатым в ней шансом мне протянуть. Ну, коль так…

– А ты моих собутыльников не трогай! И не тебе о моей жизни судить…

В общем, я снова погнала порожняк до конечной станции. Гоню, но прихлебывать из рюмки и доливать в нее не забываю. Чумовой слушает вроде даже внимательно, глаз с меня не сводит, и такая странная улыбка у него на губах играет, что мне в некоторые моменты страшно делается. А потом, когда все, что надо, куда надо всосалось и меня забрало, мне вдруг безразлично стало, чего он там обо мне думает. Злость прошла, стало весело и легко. Да, не жениться на мне он собрался, это факт, не для того он меня сюда привез.