Александра Маринина - Смерть ради смерти

Наконец все застежки были пришиты, и Настя нехотя принялась за поиски красного шелкового шарфа. Роясь в шкафу, она обнаружила массу нужных вещей, которые либо считала давно потерянными, либо о существовании которых напрочь забыла на другой же день после покупки. Оказалось, например, что у нее есть по меньшей мере пять пар новых колготок, две упаковки китайских носовых платков, замечательные теплые гетры, которые она уже давно отчаялась найти и которые здорово выручали ее, когда в квартире было холодно. Обнаружились также купленные года два назад теплые меховые тапочки, так и лежащие в запечатанном пластиковом пакете. Настя вспомнила, что приобрела их летом и положила до зимы в чемодан. На этом трудовая биография замечательных лохматых сиреневых тапочек бесславно завершилась. Этой находке она порадовалась больше всего, потому что постоянно мерзла, а дома все время было холодно. Шарф в конце концов тоже нашелся. Оставалось заняться волосами, и после этого можно с чистой совестью идти спать.

Прибытие рейса из Мадрида задерживалось на сорок пять минут. Настя немного послонялась по аэропорту, потом не выдержала и позвонила Юре Короткову.

– Аська! – обрадовался он. – Ты куда пропала с утра пораньше? Я тебе с восьми часов названиваю, а тебя дома нет. Хотел еще вчера вечером позвонить, да пришел поздно, не решился тебя будить.

– А что, есть новости?

– Как посмотреть. Ты знаешь, кто был тот злостный хулиган, чье дело сперли у Бакланова?

– Нет. Фамилию знаю, но она мне ничего не говорит. А кто он?

– Имиджмейкер Владимира Тарсукова.

– Да что ты?! Самого Тарсукова?!

– Ну, а я о чем! Уж не знаю, какую телегу этот придурок Бакланов направил в аппарат президента, но подозреваю, что ее и в природе-то не было. Кишка у него тонка бумаги Тарсукову слать. Но если и послал, то сам Владимир Игнатьевич, я так думаю, распорядился, чтобы ее никто, кроме него самого, не читал. Представляешь, какой был бы скандал, если бы оказалось, что Тарсуков, краса и гордость российской экономической политики, формировал свой публичный образ, руководствуясь консультациями пошлого хулигана. Наши отечественные домохозяйки его обожают, и вдруг такой удар!

– Да, Юрасик, озадачил ты меня, – протянула Настя, втайне радуясь: есть чем занять мозги, пока к Москве подлетает роскошный воздушный лайнер с мадридским шутником на борту.

– У тебя какие планы на сегодня? – спросил Коротков.

– Неопределенные. Я сейчас в Шереметьеве, встречаю какого-то маминого приятеля из Мадрида, потом везу его в гостиницу, далее – по усмотрению сторон. А у тебя есть предложения?

– Давай встретимся на ВДНХ, – предложил он. – Привози туда своего страстного испанца, покажи ему наше народное гульбище с песнями и плясками, а мы заодно кое-что обсудим.

Настя поняла, что у Юры дома очередной скандал и он ищет, куда бы ему уйти. Обычно в таких случаях он уходил на работу. Собственно, и сейчас он собирался сделать то же самое.

– Ты сейчас в контору? – спросила она.

– Догадалась? – уныло ответил он. – Куда ж еще, в контору, известное дело.

– Давай встретимся в четыре часа у того павильона, где мы летом шашлык ели. Помнишь?

– Помню, – обрадовался он. – Спасибо тебе, Аська, ты всегда меня выручаешь. Попробую Люсе позвонить, вдруг она тоже сможет вырваться. Будет развлекать твоего Эскамильо, пока мы пошепчемся.

Оставшиеся до прилета полчаса Настя провела в машине. Она опустила стекло, откинулась на спинку сиденья, закурила и прикрыла глаза. Три дела. Три дела. Какое из них? Дело о хулиганстве, конечно, теперь выглядит совсем по-другому. Если уж и красть, то только его. Слишком многое поставлено на карту, особенно с учетом современной политической ситуации. Война в Чечне заметно повлияла на расстановку сил в высших кругах, Тарсуков был в команде президента, и камень в его огород – это бомба, подложенная под законно избранного лидера. Папка с материалами уголовного дела, бросающими тень на одного из приближенных президента, нужна в равной мере как самому Тарсукову, так и его противникам. Ему – чтобы скрыть, им – чтобы обнародовать. И в том, и в другом случае кража – вполне приемлемый способ решения задачи. Хотя, пожалуй, Тарсукову проще было бы действовать старым испытанным способом: деньгами и звонками. А если не получается – тогда, конечно, кража. Только с одной оговоркой: нужно было хорошо представлять себе характер следователя Бакланова и быть уверенным, что он не начнет звонить во все колокола по поводу украденных дел. Нужно было точно знать, что Олег Николаевич Бакланов – дурак и трус. Впрочем, эти сведения вряд ли составляли тайну Версальского дворца. Тот, кто решился на кражу, был неплохим психологом и правильно предугадал реакцию следователя. Или договорился с ним, посулив большие деньги в виде компенсации за неприятности по службе? Ничего себе неприятности! Уголовное дело по обвинению в халатности – это все-таки не выговор, пусть даже и строгий. Конечно, посадить не посадят, но кровушки попьют. Нет, что-то не очень вытанцовывается.

Если же кража – дело рук противников Тарсукова, то им-то как раз наплевать на шум, который может поднять следователь, для них главное – чтобы дело не прикрыли и не замолчали, им нужно иметь в руках подлинники протоколов, в которых написано, как грубо и недостойно вел себя гражданин Свиридов, какими нецензурными витиеватыми фразами изъяснялся, как отправлял естественные надобности на глазах у изумленной публики и комментировал этот процесс, поясняя, что выражает таким образом свое отношение к политической платформе одной из парламентских фракций. Документ, судя по всему, весьма пикантный. Объяснения же протрезвевшего Свиридова, насколько их смог припомнить следователь, отличались яркой образностью и не принятой в политических кругах прямотой, содержали контробвинения в адрес ряда крупных политиков и хотя и не свидетельствовали о развитом интеллекте имиджмейкера Владимира Игнатьевича Тарсукова, но тоже были бы кое-кому небезынтересны, а кое для кого – небезопасны. Если не знать, кто такой Свиридов, то ко всем этим документам можно относиться как к плоду воспаленного воображения человека, свихнувшегося на почве политической активности. Таких сейчас, слава богу, пруд пруди. Именно поэтому дело о хулиганстве и показалось Насте с самого начала бесперспективным, не тянущим на роль главного объекта кражи. Но если понимать, что все сказанное может оказаться не домыслами, а правдой, тогда дело другое.

Дело о злостном хулиганстве, совершенном гражданином Свиридовым, было простым и понятным, но очень привлекательным для заинтересованных читателей. Дело же о самоубийстве Григория Войтовича было абсолютно не интересным с точки зрения его похищения. Но дело это Насте почему-то не нравилось. И было еще третье дело о групповом разбое. Будем надеяться, что Коротков выяснил о нем достаточно, чтобы можно было делать выводы.