Александра Маринина - Смерть ради смерти

Расставшись с Коротковым, Павел Николаевич по стеклянной галерее прошел в лабораторный корпус. Длинные коридоры были ярко освещены, но выходящие в него двери были почти все закрыты и опечатаны. Бороздин миновал длинную доску объявлений, на которой еженедельно вывешивались графики работы лабораторий на разных установках, свернул за угол и толкнул незапертую дверь. В большом помещении, уставленном разнообразным оборудованием, работал только один человек, Геннадий Иванович Лысаков. Услышав шаги, он повернул к Бороздину измученное лицо с воспаленными глазами.

– Добрый вечер, Павел Николаевич.

– Добрый, добрый. Вы чего тут засиделись? Вы посмотрите на себя: краше в гроб кладут. Прекращайте это безобразие и идите отдыхать.

– Не могу. Нужно еще кое-что доделать. Посижу хотя бы часов до девяти, поработаю, – угрюмо ответил Лысаков.

– Не валяйте дурака, Геннадий Иванович, – рассердился Бороздин. – Хотите, я поговорю с вашим начальством, чтобы вас немного разгрузили? На вас действительно страшно смотреть. Пойдемте, пойдемте, закрывайте свою лавочку, я вас на машине подброшу до дома. Собирайтесь.

– Я правда не могу, Павел Николаевич. У меня кролики под установкой, мне еще… – он взглянул на большие электронные часы, – еще час пятнадцать ждать, потом смотреть результат, дневник заполнять. Как минимум два часа. Поезжайте, не ждите меня.

– Ну как хотите, – махнул рукой Бороздин. – Вы хоть на себя работаете или опять на чужого дядю?

– На себя. Для диссертации.

– Тогда ладно. Кроликов и мышек не обижайте, отраву им не давайте. Счастливо.

– Кстати, об отраве, – оживился вдруг Лысаков. – Вы не знаете, зачем милиционеры проверяли цианид во всех лабораториях? Войтович же повесился, а не отравился.

– Оказывается, они проводят тотальную проверку на всех предприятиях города. Мне этот оперативник с Петровки сам сегодня рассказывал, что в Москве было подряд несколько убийств с помощью синильной кислоты, и они решили навести порядок в этом деле. Вы же знаете, как у нас все делается: порядок наводим не тогда, когда еще можно что-то предотвратить, а тогда, когда уже все случилось и нужно кого-то наказывать. Ну, последний раз спрашиваю: едете со мной?

– Нет, Павел Николаевич, спасибо вам за приглашение, но я останусь поработать.

– Как хотите. Вы один здесь или еще кто-нибудь полуночничает?

– По-моему, Инна ваша еще работает. У нее тоже что-то срочное.

– Да что у нее может быть срочного, смех один, – откликнулся Бороздин, открывая дверь. – Старая дева, домой идти не хочет, вот и сидит. Пойду хоть ее выгоню, если вас не удалось.

Он вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Ведущий научный сотрудник Геннадий Иванович Лысаков долго вслушивался в его удаляющиеся шаги, потом перевел взгляд на руку с зажатым в ней фломастером. Рука дрожала так сильно, что, казалось, он не сможет начертить прямую линию. Черт возьми, неужели он и в самом деле так измучился, что находится на грани нервного срыва?

Настя устало брела от автобусной остановки к дому. Было уже совсем поздно, народу мало, и она, как обычно, чувствовала себя на темной улице ужасно неуютно. Она никогда не была отважной и лихой, а темные пустые переулки наводили на нее страх, поэтому она всегда старалась выбирать места посветлее и поближе к оживленным магистралям, даже если это удлиняло путь.

Свернув за угол, она медленно шла вдоль забора, огораживающего кооперативную автомобильную стоянку. Место было глухое и противное. Однажды она ради любопытства постучалась в будку к сторожу, спросила у него какую-то ерунду, просто так, для поддержания разговора, и поняла, что в случае неприятностей надеяться на него не придется. Охраняли стоянку по очереди двое зловредных стариков, которые предпочитали пить, спать и «запрещать, чего не положено», а на все остальное им было глубоко плевать.

Сердце заныло раньше, чем Настя успела осознать, что видит прямо перед собой силуэты нескольких мужчин. «Ну вот, я так и знала, что рано или поздно это случится», – обреченно подумала она, покрепче вцепившись пальцами в ручку большой спортивной сумки. В сумке лежало служебное удостоверение и ключи от квартиры и от кабинета на Петровке. Денег в кошельке было немного, и их было не жаль, потому что рядом с перспективой утраты удостоверения и последующих за этим неприятностей меркли любые суммы.

Она мгновенно прикинула, что, кроме сумки, брать у нее нечего. Серег и колец нет, куртка самая обыкновенная, так что если у этих мужиков есть намерение ее ограбить, то сумку точно отберут. Мелькнула слабая надежда, что, может быть, обойдется… Но по тому, как силуэты внезапно перегруппировались и двинулись ей навстречу, она поняла, что не обойдется. Настя не видела в темноте их лиц, но явственно почувствовала исходящую от них волну злобы и агрессии. «Черт с ней, с сумкой, не убили бы», – только и успела она подумать, зажмуриваясь от ужаса. Один из мужчин подошел совсем близко, она даже почувствовала на лице его дыхание, отдававшее запахом клубничной жевательной резинки.

И в этот момент где-то рядом грохнул выстрел.

Спустя мгновение истошно заверещала автомобильная сигнализация.

Обступившие Настю тени замерли. Больше всего ее поразило, что мужчины не произнесли ни звука, не обменялись ни одним словом. В следующую секунду они бросились врассыпную. Ей даже показалось на миг, что ничего этого не было, что ей все привиделось. Сигнализация продолжала прерывисто гудеть, потом перешла на мерзкое повизгивание. Настя огляделась и заметила, что по направлению к ней движется милицейская патрульная машина. Машина шла на средней скорости, проехала мимо и скрылась за поворотом. Наверное, направилась туда, где только что стреляли.

Настя стояла как вкопанная. После пережитого страха ноги плохо слушались ее, судорожно вцепившаяся в сумку рука занемела, вдоль позвоночника стекали капли пота. За спиной она услышала чьи-то шаги и снова сжалась от испуга. Но прошедший мимо мужчина даже не повернул голову в ее сторону, просто прошел вперед. Она взяла себя в руки и пошла следом за ним. В темноте она не смогла понять, стар он или молод, но, если судить по походке и осанке, на него можно рассчитывать, если опять случится что-нибудь непредвиденное.

Придя домой, она почувствовала себя совсем разбитой. Вяло поковыряла ложкой в банке с консервированной кукурузой, съела бутерброд и выпила чашку кофе. Понемногу напряжение отступило, и она даже немного взбодрилась, вспомнив, что, согласно военной статистике, снаряды дважды в одно и то же место не попадают. А если согласно небесной статистике ей суждено было стать жертвой ограбления, то можно считать, что факт имел место, и теперь она по крайней мере год-два может ходить по темным переулкам спокойно. Утешившись своими математическими выкладками, она постояла под горячим душем и улеглась в постель.