Александра Маринина - Стилист

– Не понимаю, как я мог на тебе жениться. Был уверен, что ты умная. А ты, как выяснилось, с первого слова ничего не понимаешь. Тебе все надо по три раза объяснять.

– Не смей меня критиковать, – рассмеялась Настя. – Пусть я глупая, но зато я тебя люблю. Это мое главное достоинство, которое перевешивает все мои многочисленные пороки.

– Ну разве что…

Ей все-таки удалось заставить себя выбросить из головы посторонние мысли и заняться неотложными делами. Завтра она поедет к Соловьеву, не дожидась возвращения Короткова из командировки.

Но, прежде чем ехать в «Мечту», она отправилась на городскую квартиру Соловьева, где теперь жил его сын Игорь. Вид квартиры привел ее в ужас, но чего-то подобного она и ожидала. Кроме самого Игоря, по комнатам бродили какие-то сомнамбулического вида парни в черных майках, черных кожаных жилетках и черных же повязках на голове. Игорь Соловьев, впрочем, выглядел точно так же.

– Ты разговаривать-то в состоянии? – спросила его Настя, пройдя в комнату.

– Смотря о чем, – ухмыльнулся юноша. – Вы из милиции, что ли? Так я только употребляю, имею право, закон разрешает. А если вы насчет хранения – так у меня ни-ни. Я законы знаю, не маленький.

– Подготовился на все случаи жизни, – спокойно констатировала Настя. – Но я наркотиками не занимаюсь. Не мой профиль.

– А чего ж тогда? Вы мне больше ничего не шейте, на мне ничего нет.

– Уверен?

Парень вмиг стал агрессивным, глаза превратились в узкие щелки, из которых на Настю полыхнуло одновременно ненавистью и презрением.

– Не берите на понт. Я вас сюда не звал.

– Это верно, – покладисто согласилась она, решив не ссориться с Игорем. Трое здоровых парней под наркотическим дурманом – не та компания, с которой можно было позволить себе конфликтовать. – Я хочу поговорить с тобой об отце.

– У-у-у, опять благотворительность, – протянул он. – Чего ж вы не уйметесь никак? Все воспитываете меня, воспитываете, время вам девать некуда. Оставили бы вы меня в покое, а? И его заодно.

– Оставлю, – пообещала Настя. – Вот задам тебе несколько вопросов – и оставлю. Честное слово. И воспитывать не буду. Ну как, поговорим?

– Только недолго, – предупредил Игорь. – Мне уходить надо.

– Хорошо, я постараюсь недолго. Почему отец не хочет, чтобы ты жил с ним?

– Во спросили! – грубо расхохотался он. – Это я не хочу с ним жить, а не он со мной.

– Ты не понял. То, что ты не хочешь жить с отцом, я могу объяснить. Но ведь и он не хочет тебя видеть. Почему?

– А черт его знает, – махнул рукой Игорь. – Вбил себе в голову какую-то дурь. Кто его разберет?

– Какую именно дурь?

– Да про деньги. Я ему честно сказал, что деньги нашел в почтовом ящике, в конвертике, а он не верил. Говорил, что вроде я украл их, муть всякую нес.

– А ты их действительно нашел, а не украл?

– Ну точно. Я ж не сумасшедший. Нашел и начал тратить. А отец заметил, что у меня шмотки новые появились, и прицепился, мол, откуда. А что я, должен был, по-вашему, в милицию их нести? Нашли придурка.

– Когда это случилось?

– Ну тогда, когда он в больницу попал. К нему сначала не пускали несколько дней, а потом, когда пустили, я в новой куртке пришел, шикарная такая куртка, дорогая, и «кроссы» новые прикупил. А он прямо взвился, как увидел. Я ему говорю: «Нашел деньги в конверте случайно». А он мне: «Уйди, видеть тебя не хочу». Вот так и не хочет до сих пор.

– А с чем он в больницу попал? Что с ним случилось?

– Да избили его. Напали какие-то суки, избили, «дипломат» отняли, а там денег много было, он как раз в издательстве большой гонорар получил, домой возвращался.

– Может быть, он думал, что это ты и твои дружки его избили?

– Не знаю я, что он там думал, – огрызнулся Игорь.

– Но ты хотя бы пытался объясниться с ним? Это же не по-человечески: отец непонятно почему говорит сыну «уйди», а сын поворачивается и уходит навсегда, будто так и надо.

– А чего мне с ним объясняться, если он мне не верит. Не очень-то и хотелось.

– Но ведь он любит тебя, Игорь. У него никого нет, кроме тебя.

– У-тю-тю, – предостерегающе поднял палец сын Соловьева. – Мы же договаривались, что воспитывать не будете.

– Не буду. Спасибо, что нашел для меня время. Только хотелось бы, чтобы ты не забывал: твой отец сделал все, чтобы факт его избиения до милиции не дошел, потому что был уверен, что ты принимал в нем участие. Он хотел оградить тебя от тюрьмы, несмотря на то, что сам остался инвалидом. И, между прочим, регулярно пересылает тебе справки о своей инвалидности, которые освобождают тебя от армии. Это я говорю не в порядке воспитания, а в порядке информации. Закрой за мной дверь.

Выйдя из подъезда и сев за руль, Настя заметила, что у нее дрожат руки. Отвращение к сыну Соловьева было таким острым, что ей захотелось немедленно принять душ, чтобы отмыться.

Перемена в Соловьеве была столь разительной, что Настя не поверила своим глазам. Даже произошедшее почти у него на глазах двойное убийство, в результате которого погибли его любовница и помощник, не оставило на его лице такого заметного следа, как дни, которые он провел в одиночестве, наедине со вспыхнувшей в нем ненавистью к бессовестно обиравшим его издателям. Щеки ввалились, теплые серые глаза стали жесткими и словно посветлели. Даже мягкий обволакивающий голос налился металлом.

– Володя, у нас с тобой будет трудный разговор, но я не могу тебя от него избавить, – сказала Настя. – Мы должны наконец расставить все точки над «и».

– Ты меня пугаешь, – недобро усмехнулся Соловьев. – Какое еще неприятное известие ты для меня припасла?

– Известие будет. Но сначала вопросы, впрочем, они тоже неприятные. Я не спрашиваю тебя, от какой такой болезни у тебя отнялись ноги. Я уже точно знаю, что тебя избили. И знаю, что были предприняты определенные меры к тому, чтобы дело не дошло до милиции. Ты подозревал, что в этом замешан твой сын?

– Я тебя не понимаю.

– Не надо, Володя, этот этап мы уже прошли. Ты можешь спокойно говорить со мной на эту тему, потому что твой сын действительно не имеет к избиению никакого отношения. Поверь мне. И ему поверь. Наверное, тебе есть в чем его упрекнуть, но только не в этом.

– Как ты узнала?

– Узнала. Я должна перед тобой извиниться за обман. Я не работаю в фирме.

– А где же?

– Там, где и работала. В милиции, в уголовном розыске. Мне было странно, что ты поверил в легенду о фирме. Мне казалось, ты должен лучше знать меня и понимать, что свою работу я ни на что не променяю. А ты поверил и этим огорчил меня. Но суть не в том. После убийства, которое произошло у тебя в доме, мне пришлось довольно плотно заниматься «Шерханом». И то, что я узнала, на многое открыло мне глаза. Я расскажу тебе все, что знаю сама, но сначала я хочу услышать от тебя, что произошло в декабре девяносто третьего года. Ты получил в издательстве большой гонорар, положил деньги в «дипломат» и пошел домой. Было темно и довольно поздно, на тебя напали, избили, отняли «дипломат». Приехала «Скорая» и увезла тебя в больницу. Что было потом?