Алексей Макеев - Эхо дефолта

Крячко кое-как отряхнул запачканную белесой цементной пылью куртку и брюки, засунул руки в карманы и побрел к трассе, видневшейся неподалеку. Он шел и думал, что вот сейчас, или минуту спустя, или две минуты спустя, но его «Мерседес» должен будет взорваться со страшным грохотом, раскидав в разные стороны железочки и пластмассочки. А в него самого, в Стаса Крячко, должны начать стрелять из-за какого-нибудь ближайшего угла.

Однако ничего подобного не произошло.

Стас дошел до дороги, остановил первую же машину, упал на заднее сиденье и назвал домашний адрес Гурова.

– Ну ты даешь, мужик! – восхитился водила, оборачиваясь и внимательно высматривая лицо Стаса в полумраке салона. – А ты знаешь, сколько тебе это будет стоить?

Стас вздохнул, вынул кошелек, наличие которого он уже проверил, и начал пересчитывать купюры, следя за выражением лица водилы. На счете «шесть» водитель посерьезнел, кивнул и развернулся.

– Так бы раньше и сказал, – словно нехотя заметил он. – А можно деньги вперед? А то… ну, в общем, всякое бывает. Время-то нынче какое, сами знаете.

– Знаю, – согласился Стас и передал деньги. Водитель, подняв ладонь, принял их, просмотрел и погнал машину.

Вскоре Стас, высматривая окрестности из окна, узнал, где он находится. Это был маленький непутевый городок с диким названием Долгопрудный.

Зазвонил сотовик. Водитель вздрогнул, взглянул на Стаса через зеркало заднего обзора и успокоился.

Снова звонил Гуров.

– Ну что теперь скажешь? Определился, на какой стороне Луны находишься?

– Определился, – спокойно ответил Стас, – я в другом городе.

– В каком?! – заорал Гуров. – В каком еще «другом городе»?! Совсем уже охренел, что ли?

Стас заметил, что водитель улыбается, прекрасно слыша голос Гурова.

– Наверное, совсем, – смиренно согласился Стас. – Я в Долгопрудном. А еду сейчас к тебе на патриотичном «Москвиче», свою телегу оставил рядом с новостройкой. Там еще напротив какой-то аттракцион расположился, вроде луна-парка, или что-то наподобие. Короче, красиво и для детей предназначено. И заборчик невысокий металлический.

– Ну и что? – не понял Гуров.

– Да я так просто, – ответил Стас. – Ты попросил бы ребят проверить мою машинку, вдруг там где-нибудь подарочек лежит, или к проводам зажигания подключен, или под днищем прилеплен. Всякие же шутники на свете есть.

– Понял, – быстро ответил Гуров. – Сейчас же позвоню. А сам ты как?

– В прекрасном расположении духа, – ответил Стас. – Ты знаешь, самое последнее воспоминание у меня такое… – Стас помялся. – Как бы тебе сказать, чтобы ты понял.

– Ты не тяни резину! Телись давай! – заорал Гуров, заподозрив, что Стас собирается шутить. Шутка означала бы, что Стас в полном порядке, но не раздражаться на его шутки Гуров уже не мог. Каждый имел свои привычки.

– Понимаешь ли, Лев Иванович… – раздумчиво проговорил Стас, максимально набивая цену своей предстоящей информации. – Последнее, что я помню, это то, что меня три раза пижоном обозвали, а потом – все, туман и амнезия. Только голова побаливает. И вот думаю я в сердце своем: а стоит ли вспоминать, что дальше-то было? Боюсь, понимаешь ли, травмы психологической. Может, оставить все как есть? Спокойнее будет, однако.

Водитель «Москвича» громко фыркнул и наклонился ниже над рулем.

Гуров помолчал, подумал, видимо, потом сухо сказал:

– Ну, приедешь, Стас, и поговорим. Обо всем. И об этом тоже. А к машине я пошлю, кого следует. Не волнуйся.

После этого он отключился, а Стас закурил и начал смотреть в окно. Вокруг него раскладывался вечерний город. И, кажется, это уже была Москва.

К дому Гурова они подъехали через полчаса, и Стас, ощущая внезапную непреодолимую усталость, пошатываясь, вышел из машины и побрел к знакомому подъезду, понимая, что доберется вот сейчас он до кухонного табурета в квартире у Льва Ивановича Гурова, сядет он на этот табурет и больше не встанет – уснет, и никакие гуровские крики и вопли его не разбудят. Да пусть хоть оборется дорогой товарищ полковник.

Гуров ждал Стаса у распахнутой двери квартиры. Он видел, как Стас вышел из «Москвича», и по походке определил: что-то и в самом деле не в порядке, не придуривается напарник.

Гуров не верил, что Стас пьян, слишком уж все необычно было аранжировано. Не в стиле Стаса.

– Что с тобой? – спросил Гуров, пропуская Стаса в квартиру.

Стас пожал плечами и начал стягивать с себя куртку.

Свою ковбойскую шляпу Крячко положил на вешалку, пригладил волосы и нащупал на голове сзади крупную шишку.

– О! – сказал он, нагибаясь и стягивая сапоги. – Новая выпуклость на черепе появилась. Умнею, не иначе.

– Это тебе вряд ли грозит, – искренне засомневался Гуров. Он протянул руку, тоже нащупал шишку, присвистнул и пошел в кухню за аптечкой.

– Ты там не рухнешь в обморок? – крикнул он. – Подожди, я сейчас примочки приготовлю!

– А ты медсестричку тоже приготовишь? Мне требуется эта проце-дура, как не знаю что…

– Нет. Пока не приготовлю, – ответил Гуров из кухни.

– Тогда какой же смысл рухнуться в обморок? – Стас стащил оба сапога, залез в тапочки и тоже пошел в кухню. – Чтобы потом слушать твои крики? На фиг не надо. Если бы ты позаботился о болящем товарище и заранее пригласил бы соответствующий персонал, пусть даже и мед… А так… – Стас махнул рукой и сел на табурет. – А где твоя Мария? Я думал, она дома!

– На репетиции Мария, где же ей еще быть. – Гуров посмотрел на настенные часы. – Скоро поеду за ней. – Он приложил к шишке Стаса тампон, смоченный синеватой жидкостью. – Держи, пострадавший. Полегчает. Так в аннотации написано.

– Верю, верю аннотациям, – сокрушенно вздохнул Стас. – Что у нас на сегодняшний вечер? Чай или кофий?

– Ну и гости нынче пошли, – усмехнулся Гуров. – Тебе, я думаю, для начала сто граммов не помешает. А потом поговорим о чае с кофием. Не согласен?

Стас промолчал.

Гуров открыл холодильник, вытащил оттуда початую бутылку «Кристалла».

– Не помешает, – закивал Стас, – ой, как не помешает. Хотя и персонал не помешал бы тоже… А как же ты за Марией поедешь?

– Так и поеду, – ответил Гуров. – Я с тобой пить не собираюсь, у меня с головой пока все в порядке.

– Искренне радуюсь за вас, господин полковник, – ответил Стас, глядя, как Гуров нарезает хлеб и колбасу на разделочной доске. – Только позвольте вам заметить, что мне в моем скорбном положении даже двести граммов – это как водичка в жару. А триста – самая та доза, от которой…

– От которой ты и скопытишься, – оборвал Гуров треп друга. – Пей, закусывай, докладывай. И только после этого, повторяю, только после доклада, можешь рассчитывать еще на полстакана.

– Да я прямо сейчас на них и рассчитываю, – усмехнулся Стас. – А получу?