Алексей Макеев - Восьмая горизонталь

И он работал. Азартно, талантливо, исключительно результативно. Дело свое Липкин любил до самозабвения. Но характер его с возрастом лучше не становился, а причуды только множились, вызывая у милицейского начальства скрежет зубовный. Ему неоднократно объявляли выговоры, простые и строгие. Семен Семенович неизменно заключал бумажки с текстом выговоров в рамочки под стекло и вешал их на стену своего рабочего кабинета. Пару раз Липкина понижали в звании, так что на пенсию в возрасте семидесяти шести лет он вышел в невеликом майорском чине. Он остался бы «на посту» до самой смерти, но работать с полной отдачей уже не позволяло здоровье, а по-другому Липкин не умел. Кроме того, отношения с руководством у него к тому времени стали совсем неважными. Даже Петр Николаевич Орлов, всегда относившийся к старому эксперту с большой симпатией и уважением, не мог прикрывать его от начальственного гнева с самых верхов. Орлову в ту пору – шел тысяча девятьсот девяносто первый год – самому весьма несладко приходилось.

А еще Семен Семенович очень тяжело переживал распад Союза. Да, такой вот кажущийся парадокс: при всем своем антисоветизме и скептическом отношении к господствующей идеологии Липкин был горячим и убежденным патриотом своей страны.

Много позже он говорил Льву Гурову: «Быть для всех пугалом – это, конечно, малоприятно. Однако все же лучше, чем быть всеобщим посмешищем. Я не хотел принимать никакого участия в превращении моей страны и моей милиции в посмешище. Поэтому я ушел на покой».

Семьей Липкин не обзавелся, как-то не сложилось. И делил он сейчас однокомнатную квартиру на 16-й Парковой лишь с громадным сибирским котом по кличке Штирлиц. Кот был такого же преклонного возраста, как и Семен Семенович.

Старый криминалист считал, что прожил достойную и счастливую жизнь.

Пожалуй, самое простое и емкое определение счастья принадлежит Иммануилу Канту. В «Критике способности суждения» кенигсбергский затворник писал, что считает себя счастливым человеком, потому что у него всегда было ясное представление о том, чем он хочет заниматься, и возможность делать это, не заботясь о хлебе насущном, а также о хуле либо одобрении ближних.

Только вот возможности заниматься любимым делом у Липкина теперь не было. Пробовал Семен Семенович приняться за что-то типа мемуаров, но… Он был человеком редкого ума и быстро сообразил, что подобная блажь не для таких людей, как он. Слишком много знал Липкин такого, что сколько-нибудь широкой публике знать не положено. Не выпускать же свои воспоминания под грифом ДСП. Тогда уж лучше попытаться написать что-нибудь вроде учебника!

Но как же ему не хватало практической работы, реальных текущих дел!

Поэтому Лев Гуров был совершенно прав, полагая, что Семен Семенович обрадуется его визиту и с удовольствием согласится помочь.

… Генерал Орлов бросил взгляд на часы, затем перевел его на сыщиков.

– На сегодня, пожалуй, достаточно, – сказал он. – Вкратце расскажите о своих достижениях, и по домам. Что ты, Лев, имел в виду, когда сказал мне по телефону, что среди моих партнеров оригинальные личности попадаются?

Вкратце рассказали. Сначала Станислав о своих старушках и беседе с шахматистами, о подозрительном незнакомце, который упоминался в обоих случаях. Затем Гуров о Хрюше и странностях со ставками на выигрыш Сергея Гаранина.

– Надо же… – покачал головой Петр Николаевич, выслушав Гурова. – Свинухов, значит… А по виду не скажешь.

И в этот момент Гуров понял, что он упустил и как можно еще усилить позицию. Он же собирался позвонить Свинухову! Теперь, после убийства Слонова, становилось очень важным узнать: был ли тот знаком с Хрюшей? Пользовался ли его букмекерскими услугами? Если некоторые предположения Гурова верны, то Хобот вполне мог быть одним из тех, кто решил сорвать куш в черном тотализаторе Свинухова, поставив на «выигрыш» Гаранина! Кстати, не менее важным делается вопрос, с какой формулировкой шли ставки. И позвонить стоит прямо сейчас, не откладывая до утра. Чего-чего, а побеспокоить, на ночь глядя, Хрюшу он не постесняется. Вдруг Свинухов сможет вывести их на второго негодяя, на того, кто убил Трофима Ивановича?

Пожалуй, стоило поторопиться. Гурову пришло в голову, что, уничтожив одного исполнителя, гипотетический заказчик может на этом не остановиться и убрать второго! С тем, чтобы надежно замести следы. Это было бы крайне нежелательно.

– Петр, дай-ка я твоим телефоном воспользуюсь, – сказал Гуров. – Позвоню этому свинскому отродью, появилась у меня одна мыслишка.

Генерал молча пододвинул Гурову городской телефон.

– Пожалуй, и я позвоню, – сказал Станислав. – Из нашего кабинета.

Орлов и Гуров с пониманием посмотрели на Крячко: все правильно, говорить со своим информатором принято без свидетелей.

«Отлично, – подумал Лев, набирая домашний номер Свинухова. – Ведем атаку с двух сторон: я – через Хрюшу, Стас – через свою внедренку у останкинцев. А Петр завтра на похоронах познакомится с внуком Таганцева, расспросит его кое о чем. С Хрюшей стоит слегка сблефовать. Заодно психологически прижать его, чтобы стал посговорчивей…»

…Сегодня Александр Андреевич Свинухов не стал наносить визитов к подруге Аленочке или подруге Оленьке, не то настроение, не до секса. Тут как бы самого не оттрахали по полной программе и в извращенной форме! Встреча и разговор с полковником Гуровым основательно выбили Хрюшу из колеи. Нервничал Александр Андреевич, и весьма основательно.

И потому коротал Хрюша этот майский вечер в обществе супруги Катеньки. В своей скромной пятикомнатной хибарке на двадцатом этаже жилого комплекса «Триумф», располагавшегося на углу Малой Филевской и Минской улиц, напротив станции метро «Филевский парк». Дома, знаете ли, и стены помогают, а от супруги Катеньки сексуальных домогательств ожидать не приходится. Вот и слава Аллаху!

Александр Андреевич налил себе в высокий стакан на три пальца джина «Гордон», разбавил охлажденным тоником. За последнее время Хрюша пристрастился к импортной можжевеловке. Из кухни доносились ароматы пекущегося пирога с индюшачьей печенкой и еще какой-то хитроумной снеди.

Супруга Катенька поехала крышей на кулинарии, готовила только сама, хоть могла нанять хоть трех домработниц или заказывать еду в ресторане. Тоже можно понять: заняться мадам было нечем, детьми чета Свинуховых не обзавелась. Разве что прогулять дважды в день собаку, породу которой Александр Андреевич никак не мог запомнить. Помнил только, что отдал за эту лысую уродину величиной с некрупную кошку восемь с полтиной штук зеленью. Сучку назвали Клеопатрой, оказалась собачонка такой же дурой и вздорной истеричкой, как хозяйка. И, прогуливай ее, не прогуливай, упорно гадила на ширазский ковер в гостиной. Настоящий, между прочим, ковер, не подделка какая-нибудь.