Алексей Макеев - Неслабое звено

– Боюсь, что самое прямое. – Гуров сочувственно посмотрел в глаза собеседника и спросил: – Скажите – только учтите, это не досужее любопытство выжившего из ума мента – вы ведь… по-настоящему тесно знакомы с Бурновой? Она хорошо знает ваши привычки, ваш образ жизни, да? В курсе ваших интересов, в том числе и деловых… Я не ошибся?

– Не ошиблись, – резко ответил Набоков, гордо вскинув голову. – Я вдовец уже более десяти лет, и что, по-вашему, я уже не могу понравиться молодой красивой женщине? Да, я бывал с Алечкой достаточно откровенен. И что? При чем тут Аля, скажите наконец!

– Пока нет. Это не каприз, так нужно, – тихо, но тоном, исключающим всякие возражения, сказал Гуров. – Прошу вас ничего о нашей встрече и разговоре Бурновой не говорить. Вы ведь никогда не интересовались, кто ее родители? Жаль. И… скажу вам, как мужчина мужчине: приготовьтесь к серьезному разочарованию. С большой, увы, долей вероятности списочек, о котором вы упоминали, просто не потребуется.

Набоков побледнел до синевы.

– Что, вы подозреваете Алечку в участии… В этом… В игре против меня? Вы грубо ошибаетесь, этого не может быть! Вообще, – сдержанность изменила ему, следующие слова он буквально выкрикнул, – при каком шайтане здесь наши кошки?!

… «Да, – размышлял Гуров, подъезжая к своему дому на «Рэйндж-Ровере», взятом в набоковском гараже, – везет мне на кошек в этом деле. То бабулькина отечественная Мурочка, то вот японцы элитные… Еще малость, так сам шерстью обрасту и замяукаю!»

Ах, как удивился бы и расстроился Юнес Саидович Набоков, если бы каким-то чудом услышал коротенький телефонный разговор, состоявшийся девять дней тому назад!

Тогда, в утро четверга, как раз в тот момент, когда Гуров подходил к дому Музы Григорьевны Сукалевой, в одной из комнат только что покинутой им квартиры отца Михаила дочь священника Александра Бурнова набрала телефонный номер. Она еще раз проверила, достаточно ли плотно закрыта дверь комнаты, явно не желая, чтобы ее разговор был кем-либо услышан, и, чуть понизив голос, заговорила в трубку на хорошем – а еще говорят, что на нашем филфаке учат неважно! – английском:

– Hey, John! Glad to hear you. Now listen attentively and don't interrupt me. I have something importеnt to tell you. We are all in danger! (Привет, Джон! Рада тебя слышать. Слушай внимательно и не перебивай. У меня для тебя кое-что важное. Мы все в опасности!), – и, видимо, не совладав с расшалившимися нервами, вдруг буквально рявкнула, явно не заботясь о том, поймет ли ее собеседник: – Вот тебе и «What?», идиот нерусский, хвост у нас в мясорубке! – после чего прибавила на языке родных осин та-акое выраженьице, что знал бы пресловутый John русский так, как она его язык… На пол бы грохнулся от изумления.

Однако она быстро успокоилась, взяла себя в руки. Вновь перешла на язык Шекспира…

– Стас, – обратился Гуров к «другу и соратнику», не отходя от окна их с Крячко кабинета и внимательно глядя вниз, на площадку для парковки служебных машин – там у входа появился капитан Кузьмин, старший наружки, пущенной вчера за художником. – Делай что хочешь, но приведи его сюда, в наш кабинет. Чтобы без захода к Орлову. Потом все объясню.

Дождавшись, когда за кивнувшим Станиславом закроется дверь, Лев набрал по «внутряшке» номер генеральской приемной:

– Веруня, это тебя Гуров тревожит в такое тихое мирное субботнее утро! Нет, стыдобища, все люди в субботу отдыхают, а мы… Петр Николаевич как, на месте? Горит генерал на работе, еще десяти нет. – Тут он резко сменил тон на самый серьезный. – Вера, через минуту до Орлова попытаются дозвониться из моего кабинета. Капитан Кузьмин попытается. Так вот, говори, что хочешь, вплоть до того, что твой шеф на прямой связи с Президентом, но не соединяй! Да, так надо. Ты знаешь меня, я никогда не сделал бы ничего во вред Петру. Догадлива ты, красавица… так все оно и есть. Не стоит ему знать, чем я в ближайшее время займусь, а звоночек капитана может помешать. Нет, меня не убьют. Многие пытались, знаешь ли, ан я все живой. Я?! Да за кого ты меня принимаешь? Так, покалечу разве. Веруня, мы договорились? Ну, с меня ящик шампанского и ночь любви!

Лев лишь успел вытереть обильно выступивший на лбу пот, как в кабинет вошли Стас с Кузьминым.

– Лев Иванович, – ас наружного наблюдения был искренне возмущен, – но есть же правила, субординация, наконец! Генерал приказал доложить лично ему, а Станислав Васильевич…

– Я вот тебе, безобразник! – шутливо пригрозил пальцем «другу и соратнику» Гуров. – Докладывайте генералу, о чем разговор? Номер набрать или сами?

Сочувственно поцокав языком, Гуров вновь обратился к покрасневшему после телефонного общения с Верочкой капитану:

– Надолго, да? О как! С самим министром, значит, шеф беседует… Как же нам быть? Вы меня знаете не первый год, капитан. Никогда не ссылался на особую близость к начальству, а сейчас – сошлюсь. Докладывайте мне. Да, под мою ответственность. Учтите, если излишним почтением к субординации вы сорвете нам «оперативку», ответственность станет вашей.

– Ну-у, – протянул растерявшийся Кузьмин.

– А давайте я угадаю, чтоб уж совсем уставов вам не нарушать, – продолжал дожимать его Гуров. – Вы только «да» и «нет» говорите, как в детской игре. Объект дернулся сегодня ранним утречком и двинул на срочно подхваченной тачке… Куда? Дачи Серебряного Бора?

– Н-нет, хотя да, в смысле – утречком, на частнике…

– Значит, кунцевский массив, – уверенно сказал Гуров.

– Как… Как вы догадались?

– А я что, даром пашу огород третий десяток лет? Можно иногда и урожай собирать, – довольно заметил Лев.

– Но там, среди этих новорусских дач, мы его потеряли. Нет, тачку держали до конца, но он соскочил где-то на повороте и… как в воду канул. – Капитану явно было неприятно признавать свой огрех.

– Это не страшно. Я знаю, куда он канул, главное вы сделали – Кунцево! Благодарю вас и ваших ребят, капитан!

– Лев Иванович, – капитан замялся, – я знаю, вы профессионал суперкласса, вне разрядов. И все же: как? Я не представляю, а ведь тоже не вчера школу милиции заканчивал! Тут вот еще что: не могу дать голову на отсечение, но, по-моему, у объекта на хвосте не только мы сидели. Очень мне не понравилась бежевая «девятка», шла сзади моей машины, правда, еще не доезжая поворота, с путепровода отвалилась. А повести я их не мог, у меня-то одна машина! Может, показалось? Как вы считаете?..

– В следующий раз, – нетерпеливо перебил его Гуров. – Все вопросы в следующий раз, сейчас мне не до мелочей. Вы свою работу выполнили, теперь, – он призывно посмотрел на Крячко, – начинается наша.

Лев, уже в напряженном предвкушении предстоящей «акции», как-то пропустил мимо ушей последние рассуждения сомневающегося капитана, тем более сказанные таким неуверенным тоном. Не обратил внимания. Хоть в подсознании сыщика слова «по-моему, у объекта на хвосте не только мы сидели» отложились, чтобы всплыть несколько позже.