Александра Маринина - Имя потерпевшего – Никто

– Ну, это-то понятно, – отозвался Стасов. – В то время, я имею в виду в течение нескольких лет после расстрела Бахметьева, шевелиться было нельзя. Взяли, по-видимому, только нескольких человек из огромной группировки, а остальные затихли, чтобы не привлекать к себе внимания. Буря над головой пронеслась – и слава богу, что не задело, только шляпу сорвало ветром. Тем более что и вдова Бахметьева могла ведь не сразу начать тратить эти деньги, она, если была дамой разумной, тоже решила выждать какое-то время. А то милиция сразу увидит: жена расстрелянного валютчика швыряет купюры направо и налево – значит, не все изъяли, осталось еще. Потом время прошло, вдовушка оклемалась, осмелела, ручонку к деньгам потянула, но сперва робко, аккуратненько, так что претендентам ничего такого в глаза не бросилось. А потом-то их и посадить могли, верно? Так что момент вожделенной дележки естественным образом отодвигался.

– Согласна, – кивнула Настя. – Правда, все, кого посадили в конце семидесятых – начале восьмидесятых, давно уже на свободе. Так почему сейчас, а не раньше, сразу после освобождения? Я думаю, тут есть одно привходящее обстоятельство. Понимаешь, Владик, есть чувства-долгожители, а есть – однодневки. Когда у тебя отбирают кусок, честно или якобы честно тобою заслуженный, тебе обидно до слез и хочется его вернуть. Немедленно. Во что бы то ни стало. Но через год тебе уже не хочется за него драться, а через пять лет ты о нем вообще забываешь. За пять лет ты заработал и получил множество других кусков и не станешь выедать сам себе печень из-за одного какого-то куска, который тебе недодали когда-то давно. Верно ведь?

– Ну, в общем, похоже на правду.

– Но если ты новых кусков не заработал и оказался в ситуации, когда деньги нужны позарез, когда они жизненно необходимы, вот тут ты про этот недоданный кусок будешь вспоминать двадцать пять часов в сутки. Если бы у меня были эти деньги… Если бы меня тогда не обманули… Если бы мне тогда заплатили… Я бы не оказался в таком дерьме, как сейчас… Ну и так далее. И в зависимости от конкретной ситуации и характера конкретного человека мы бы получили труп или трупы тех, кого он считает виноватым в несправедливой дележке. Если у этих виноватых есть что взять, то путем убийства и сопутствующего ему ограбления преступник решает свои финансовые проблемы. Если брать у них нечего, то убийца по крайней мере потешит свою ненависть и злобу, убивая тех, кого он считает виноватыми во всех случившихся с ним несчастьях. Конечно, если соседи по дому видели именно убийцу, а не случайно забредшего в дом нервного молодого человека, можно говорить о найме неопытного киллера, поскольку люди, лично причастные к богатствам Бахметьева, молодыми быть никак не могут. Мне было бы страшно любопытно покопаться в биографиях всех тех, кто тем или иным боком был причастен к делу Бахметьева, проследить их биографии и посмотреть, не оказался ли кто из них в данный момент в сложной ситуации. А еще лучше – найти таких, которые еще полтора месяца назад были в трудном финансовом положении, а сегодня у них все благополучно. Но разве мне дадут заниматься археологией? И мечтать нечего.

– Это точно, – подтвердил Стасов, – и не мечтай. Но версия у тебя любопытная, я бы над такой и сам с удовольствием поработал. Все, подруга, приехали. Тебя до лифта проводить?

Настя открыла дверцу машины и с опаской выглянула наружу. Возле соседнего подъезда кучковались акселераты, судя по голосам, сильно нетрезвые и весьма агрессивные. Точно таких же пьяных обормотов можно было увидеть не только на улице, но и на лестницах, где они обычно оккупировали площадки между этажами.

– Лучше до квартиры, – попросила она. – Если не трудно.

Они вошли в подъезд и сели в лифт. Не успела Настя вставить ключ в замок, как дверь квартиры распахнулась. На пороге стоял ее муж Алексей Чистяков в смокинге, на белоснежной сорочке игриво порхал крыльями галстук-бабочка.

– Уй, елки… – ошалело выдохнул Стасов. – Это что, профессор? Ты куда собрался?

– Я только что пришел.

Чистяков отступил назад, пропуская Настю и Стасова.

– Заходите. Я всегда страшно злился на Аську за то, что она не ходит со мной на банкеты и прочие общественные мероприятия. Но сегодня я ее понял.

– Что, тяжко было? – посочувствовала ему Настя.

– Не то словечко. Знаешь, никогда я так не маялся, как сегодня. В костюмах всегда совершенно нормально себя чувствовал, пил-ел в свое удовольствие, танцевал, за девушками ухаживал. А смокинг оказался для меня смертельным номером. И деваться некуда было, в пригласительном билете написано «black tie», тут уж не вывернешься, без смокинга неприлично идти.

– Не ходил бы, – фыркнула Настя. – Бери с меня пример. Я вот никуда не хожу и отлично себя чувствую. Лешенька, поставь чайник, а?

– Правда, Леш, не ходил бы, – поддержал ее Стасов. – Зачем же так себя истязать?

– Не ходить? Вам легко говорить, вы ребята независимые.

Чистяков пошел на кухню ставить чай и заговорил громче, чтобы не прерывать тираду:

– Отечественная наука сегодня развивается в значительной степени благодаря разным грантам и спонсорским программам. Поэтому на сходняки вроде сегодняшнего ходить надо обязательно, чтобы знакомиться с богатыми или влиятельными людьми, очаровывать их и внушать им, что российская технократия находится в бедственном положении, выползти из которого может только благодаря щедрым пожертвованиям. Я, ребята, у нашей российской математики стал кем-то вроде свадебного генерала. Под меня деньги дадут, поэтому меня и просят посещать всякие приемы и политические тусовки.

Да, под профессора Чистякова, академика нескольких иностранных академий, возглавляющего собственную научную школу и широко известного за рубежом, деньги дадут. Настя это понимала. Поэтому просила только об одном: чтобы Леша не заставлял ее ходить на эти мероприятия вместе с ним. Шум, толпа, духота в сочетании с узкими туфлями и нарядным платьем делали для нее такое времяпрепровождение невыносимым. И потом, ей было откровенно скучно.

– Все, профессор, принимай свою супругу по описи, две руки, две ноги, три головы и одна большая сумка. Я побежал, – заявил Стасов, пожал руку Алексею, чмокнул Настю в нос и умчался.

Настя уселась на кухне и стала терпеливо ждать, пока закипит чайник. Алексей в комнате снимал свой парадный наряд. Она подумала, что раз он был на приеме, то, наверное, ужина нет, напрасно она мечтала о горячей вкусной еде. Придется перебиться чем-нибудь быстрым и холодным. Она стала прикидывать, с чем бы сделать бутерброд, и не смогла вспомнить, остался ли у них сыр или ветчина или они вчера еще все съели. О том, чтобы встать со стула, подойти к холодильнику и заглянуть в него, речь, разумеется, просто не шла.