Александра Маринина - Имя потерпевшего – Никто

– Понял.

Чего ж тут не понять? Он не убивал Софью, и если не будет в деле этой чертовой доверенности, то его выпустят. Правильно мужик говорит.

– Согласен?

– Да, – кивнул Суриков. – Согласен. Только как же следователь-то? Он же знает, что доверенность есть, он про нее меня уже спрашивал.

– А это не твоя забота. Ты, когда он вернется, скажи, что плохо себя чувствуешь, сердце, мол, болит, не можешь больше допрос продолжать. Он тебя обратно в камеру отпустит. Больных нельзя допрашивать, закон не разрешает. А когда он тебя в следующий раз вызовет, все будет тип-топ. Усек? Ничего не напутаешь?

– Нет.

– Ну гляди, Суриков. И чтобы без глупостей. Рот не разевай и не болтай лишнего. А то сам знаешь, что с тобой сделают…

Он решил не сдаваться. Предупредил же его тот мужик, чтобы не болтал. Убьют и не поморщатся.

– Не было ничего такого, – ответил он Образцовой, стараясь выглядеть как можно более честным. – Что вы там себе выдумали? Чушь какая-то, ей-богу.

– Сергей Леонидович, времени у нас с вами мало, поэтому давайте не тратить его так глупо.

– А чего? – Он пожал плечами. – Мне спешить некуда. Поговорим с вами еще, и я домой пойду. Сами же сказали, что отпустите.

– Куда – домой? Где ваш дом? В квартиру Бахметьевой вас никто не пустит. Пока вы упираетесь и врете, пока настаиваете на том, что обмен состоялся, эта квартира считается чужой. И жить там после окончания следствия по делу об убийстве хозяйки будут совсем другие люди. Вы же там не прописаны. К матери пойдете? Она вас давно уже не ждет, вы ей не нужны, и вы это прекрасно знаете. Опять на улицу? Не надоело?

Да, об этом он как-то не подумал. Ему так хотелось на свободу, что он совсем забыл о том, где ему эту свободу проводить. Сергей Суриков не умел думать о том, что будет. Не приучен. Всегда жил сегодняшним днем.

– Сейчас я вам объясню ситуацию, – продолжала Образцова. – Я сегодня работаю последний день, завтра меня здесь уже не будет. Если мы с вами не закончим сегодня, завтра дело примет другой следователь. И все начнется сначала. Вы этого хотите?

Он отрицательно помотал головой. Что она такое говорит? Почему дело может быть не закончено сегодня? Она же сама сказала, что в убийстве Софьи его больше не обвиняют и отпускают на волю.

– Раз не хотите, тогда давайте работать. Время идет. Я действительно сегодня вечером уезжаю и больше не вернусь сюда. Мы должны с вами договориться.

– О чем?

– О сделке. Вы боитесь выдать тех людей, которые занимаются аферами с жильем. Я вас понимаю. Я бы на вашем месте тоже боялась. Теперь смотрите, что получается. Вы твердо стоите на своем, аферу с подложной доверенностью не признаете и своих благодетелей не выдаете. Я выношу постановление об освобождении вас из-под стражи под подписку о невыезде. И одновременно привлекаю вас к уголовной ответственности за приготовление к убийству супругов Шкарбуль. Это означает, что вы должны будете находиться в Петербурге безотлучно и являться по вызовам следствия и суда. Проще говоря, никуда уехать вы не сможете. И будете тут маячить на глазах у этих «жилищников». Вот вас выпустили. Они к вам подходят и спрашивают: «Никому не сказал?» Вы отвечаете: «Нет, никому». Знаете, что происходит дальше?

– Нет. А что?

– А то, что они вам не верят. Кроме того, вы – свидетель их махинаций, и поэтому вы опасны. И вы исчезаете. И появляетесь спустя некоторое время в виде остывшего трупа. Никто ради вас колотиться не будет. Дома своего у вас нет, образ жизни вы ведете такой, при котором насильственная смерть – дело самое обычное. Да и сердце у вас больное. Так что вас убить – дело совсем не рискованное для них. Вам надо уехать, Сергей Леонидович. Как можно быстрее и как можно дальше. И сделать это можно только одним способом.

– Каким?

Он снова почувствовал, что теряет нить разговора. Все так сложно… Может, она тоже хочет его обдурить? Ну, ее-то бояться нечего, баба – она и есть баба. А вот те пострашнее будут. Нет, надо молчать.

– Я забуду про то, что Бахметьева хотела вашими руками убить вдову своего сына. Забуду, понимаете? Я буду помнить только о том, что она тосковала по внуку и вы решили поехать в Москву, найти его и поговорить с ним. Никто не виноват, что вы пришли в квартиру через несколько минут после убийства. Да, вы испугались и убежали, никому ничего не сказав. Это простительно. За это в Уголовном кодексе статьи нет. Я вас вытащу из этой истории. Я не буду привлекать вас за приготовление к убийству и выпущу отсюда без всякой подписки. Вы сегодня же сможете сесть в поезд и уехать куда глаза глядят. Но за это вы мне скажете, кто тот сотрудник, который вас уговорил. Повторяю еще раз: или вы молчите и остаетесь в городе, каждую минуту рискуя быть убитым, или вы все мне рассказываете и получаете возможность уехать. Выбирайте, Сергей Леонидович.

Суриков молчал. Ему было очень страшно. Была бы рядом Софья, она бы посоветовала, что делать. Она умная, она быстро разобралась бы, что тут к чему. А он не может. Не тянет он.

– Ну хорошо, – вздохнула следователь, – придется мне сказать вам еще одну вещь. Раз вы не понимаете слов, придется оперировать фактами. Вы помните своего первого следователя, Романа Сергеевича Панкратова?

– Помню.

– Тогда читайте.

Она протянула ему газету и ткнула пальцем в большую фотографию, обведенную траурной рамкой. «Тяжелая утрата… Трагически погиб… Товарищи и коллеги…» Господи, что же это?

– Панкратов знал, какие материалы были в деле с самого начала и какие вы давали показания. Этого оказалось достаточным, чтобы его насмерть сбила машина. А ведь вы знаете больше, Суриков. Вы знаете, кто из наших сотрудников к этому причастен. И либо вы мне скажете, кто это был, либо вас ждет такая же судьба. Ну как? Скажете?

Все. Он больше не может сопротивляться ее напору. Скажет – могут убить. И не скажет – тоже могут. Выбирать не из чего. Но если она и вправду даст ему возможность слинять из Питера, то можно еще спастись.

– Я не знаю, как его зовут.

– Опишите внешность как можно подробнее. Рост, фигура, волосы, лицо, манера держаться и говорить, манера сидеть. Все, что помните.

Татьяна быстро поняла, о ком идет речь. Несмотря на интеллектуальную неразвитость, глаз у Сурикова был острым и наблюдательным. Описание его было точным и красочным. Какая же гадость ее работа! Вранье, сплошное вранье, подтасовки, прижимание в угол растерянных, испуганных людей. Кто сказал, что работа следователя – благородная? Чушь это. Так может сказать только тот, кто никогда в жизни на следствии не работал.

Имеет ли она право делать то, что делает? Она собирается скрыть от следствия некоторые факты и обстоятельства, свидетельствующие о том, что Сергей Суриков собирался совершить убийство. На этот счет, между прочим, статья в Уголовном кодексе имеется, в разделе «Должностные преступления». Но что же ей делать, если нет закона о защите свидетелей? Отдавать Сурикова на растерзание этой банде? Сейчас только начнется их оперативная разработка, а длиться она может несколько месяцев, пока их выявят, да пока факты соберут, доказательства. Долгая песня. И все это время Суриков будет для них доступен. Имеет ли она право приносить несчастного парня в жертву интересам правосудия?