Александра Маринина - Я умер вчера

– Не отказывайтесь сразу, – попросил он. – То, что я сказал, звучит не совсем обычно, согласен. Может быть, поэтому мои слова вызвали у вас реакцию отторжения. Но вы все-таки подумайте.

– Хорошо, я подумаю, – согласилась она исключительно из вежливости. Ей не хотелось обижать этого славного человека, который так близко к сердцу принял оскорбляющие ее публикации и от имени всех читателей обиделся на своих собратьев по перу.

Оставшуюся часть пути до ее дома они прошли, изредка перебрасываясь ничего не значащими фразами о современной журналистике и о положении с печатными изданиями.

– Знаете, читая ваши книги, мне показалось, что вы почему-то очень не любите журналистов, – сказал он с улыбкой. – У вас иногда появляются персонажи, занимающиеся журналистикой, и все они как на подбор малосимпатичные. Это связано с вашим личным отрицательным опытом общения с ними?

– Ну что вы, я к журналистам прекрасно отношусь. Они же не виноваты, что в их профессии такие правила игры, и честно их соблюдают. Нельзя же обвинять врачей-гинекологов в убийствах только потому, что они делают аборты. Работа такая. Журналисты поливают людей грязью и публично стирают их нижнее белье, потому что газета должна приносить прибыль, иначе она умрет. А приносить прибыль она может только тогда, когда ее будут активно покупать. Чтобы газету или журнал покупали, они должны будоражили мысли и чувства максимально большого числа людей. А дальше все просто: каково население, такова и пресса. Если людей в данной стране и в данное время будоражат исключительно чужие прегрешения, если населению хочется каждый день читать о ком-то, что он сексуальный извращенец, сволочь, вор и взяточник, то нужно всего лишь пойти навстречу этим пожеланиям, и все будет в порядке. Издание будут покупать, и оно будет приносить прибыль. Вот и все. Так что обижаться на них совершенно не за что.

– Да, нелестное у вас мнение о нас, – покачал головой журналист. – Но вы удивительно мудры, Татьяна Григорьевна. От вас даже такое выслушать не обидно.

– Мы пришли, – заметила Татьяна. – Спасибо, что проводили.

– Вы обещаете подумать о том, что я сказал?

– Обещаю, – быстро ответила она, чтобы отвязаться от него, и тут же вошла в подъезд, чтобы он не успел попросить ее номер телефона или сунуть ей визитную карточку со своими координатами. Иначе как же он сможет узнать о результатах ее раздумий?

– Почему вы не докладываете мне о ходе комбинации с Томилиной? У меня такое впечатление, что вы избегаете разговора на эту тему. Возникли трудности?

– В некотором роде. Но я полагаю, они легко преодолимы.

– Мне не нравится ваше настроение, и оптимизма вашего я не разделяю. В чем дело? Что с этой Томилиной не так?

– Она отказывается от помощи. Я не понимаю, в чем дело. Все было разыграно как по нотам, а она соскакивает.

– Вот! Я так и знал, что ваш метод ни к чему хорошему не приведет! Вы вечно гонитесь за какими-то новациями, витаете в эмпиреях, изобретаете бредовые теории, придумываете черт знает что, вместо того чтобы действовать старыми проверенными методами. Надо было работать с ней так же, как со всеми, изучать личность, собирать сведения, знакомиться, входить в доверие, а вы придумали какой-то идиотский литературный анализ и полагаете, что на его основе сможете выявить личностные характеристики объекта. Не сможете! Я и раньше это подозревал, а теперь это стало для меня абсолютно очевидным. Томилина оказалась совсем не такой, какой вы ее себе нарисовали, и вся ваша схема на нее не действует.

– Подождите…

– Не прерывайте меня! Я ждал достаточно долго, пока полагался на ваши заверения. Мы не можем упустить Томилину, потому что она с ее популярностью принесет нам огромные деньги. И я не желаю слышать ни о каких затруднениях, которые у вас, видите ли, возникают. Вы дали мне гарантии, и я их принял. Через два часа я жду от вас новую разработку. Никаких литературных портретов, никакой писательской зауми. Мне нужен четкий и грамотный план действий, который в самое короткое время приведет Томилину к нам. И не забывайте о главном: ребенка быть не должно. Ребенок будет держать ее, ради него она будет терпеть все: и измены мужа, и одиночество, и все остальное, что вы там ей припасли. А без ребенка она наша. Идите. И через два часа возвращайтесь с нормальным планом.

Попытка выяснить при помощи Виктории Улановой, от кого в частном агентстве «Грант» идет утечка информации, пока не привела ни к чему. Важно было даже не столько «от кого», сколько «к кому». Сотрудники агентства сработали на совесть, и имя того, кто заказал статью, подписанную «Е. Хайкина», стало известно. За этим человеком установили круглосуточное наблюдение с целью выявить, с кем из бывших гостей программы «Лицо без грима» он общается. Результат оказался ошеломляющим. Ни с кем. Ни с кем, кроме одного-единственного гостя, имя которого не фигурировало в списке Александра Уланова. Иными словами, именно этот гость был человеком, за показ передачи с участием которого деньги не вымогались. Руководитель какого-то странного благотворительного фонда помощи людям, попавшим в кризисную ситуацию. Ни один из «оплаченных» гостей передачи в поле зрения так и не попал. А ведь их было никак не меньше пятидесяти человек. Так что контакт заказчика статьи с человеком из фонда можно было считать чистым совпадением, случайностью.

Первое, что приходило в голову: Уланов назвал не всех. Или просто запамятовал (что и немудрено при таком количестве «оплаченных»), или не назвал этого человека умышленно. Почему? Это необходимо было выяснить как можно скорее.

Несмотря на то, что Александр Уланов во время последней встречи был достаточно откровенен, Настя все время чувствовала, что он рассказывает не все. Известие о том, что никакого наемного убийцы не было и его просто-напросто обманули, подействовало на него достаточно сильно, чтобы заставить продиктовать список тех, за кого Андреев брал деньги. Но было что-то еще, о чем Уланов умолчал, в этом Настя не сомневалась. Именно поэтому не задала ему всех вопросов, которые наметила себе, когда готовилась к беседе. Не задала, потому что поняла: только перед лицом неожиданности Александр Юрьевич может растеряться и начать говорить то, о чем хотел бы умолчать. А поскольку сказал он явно не все, нужно оставить какие-то козыри про запас, чтобы выложить их в нужный момент.

В последние дни Настя почувствовала, что стала соображать медленнее. Наверное, сказывалась усталость, ведь она постоянно ездила по вечерам к Алексею в Жуковский, и вставать приходилось ни свет ни заря, чтобы к десяти поспеть на работу. За это время она трижды оставалась в больнице на ночь, дежуря возле свекра, который перенес операцию не очень хорошо и до сих пор находился под капельницей. К выяснению отношений они с мужем так и не приступили, делая вид, что ничего не случилось и что самое главное сейчас – это здоровье его отца, а все остальное можно отложить на потом.