Александра Маринина - Закон трех отрицаний

Нина Риттер, молодая и третья по счету жена известнейшего художника Станислава Риттера, имела высшее педагогическое образование и возможность не работать. И то, и другое она обратила на пользу делу воспитания сына Валерия, всегда была рядом и стала его первым другом, первым учителем и первым помощником. Между женой и мужем лежала пропасть длиною в тридцать лет, между матерью и сыном этих лет было всего двадцать, и в их семье никогда не было троих. Двое и один – вот как расставились силы. С одной стороны – светский, высокомерный, знаменитый и обласканный властями отец, с другой – молодая жена и маленький сынишка.

– Валерий, – и в этом тоже была вся мать, которая никогда не называла сына всякими уменьшительными «Валерочками» и тем более так ненавистным ему именем «Лерочка», – я хотела бы поговорить с тобой о твоей сестре. Ты как? Может быть, ты устал? Тогда поговорим завтра.

И это тоже было в характере Нины Максимовны: никогда не заводить серьезных разговоров, не поинтересовавшись предварительно, настроен ли ее сын эту проблему обсуждать.

– Зачем же завтра? – Валерий промокнул губы накрахмаленной салфеткой и поднялся из-за стола. – Поговорим сейчас. Пойдем в кабинет. Мне нужно сделать несколько срочных звонков.

– Иди, – Нина Максимовна улыбнулась, – я пока уберу со стола. Сделаешь свои звонки, и возвращайся.

Холеные руки матери с тщательно наманикюренными пальцами запорхали над столом, собирая посуду. Нина прекрасно умела все делать сама и с молодости была отменной кулинаркой, однако сколько Валерий себя помнил, столько в доме была домработница. Он даже не задавался вопросом: зачем, если мама все умеет, тем более что мама не работает и свободного времени у нее более чем достаточно. Домработница была, потому что была, и все. Так было положено. Так было принято.

Валерий вошел в кабинет и увидел давно ставшую привычной картину: Лара спала, сидя на полу и положив руки и голову на мягкий диванчик. Тут же на полу, рядом с ней, валялась телефонная трубка. Жена обожала «чирикать» не в спальне, а именно в его кабинете, который сама же и декорировала и обставляла сразу после свадьбы. «Я вложила сюда столько души, – говорила Лариса, – что для меня твой кабинет теперь самое уютный уголок во всей квартире. Спальня – слишком интимное место для трепа с подружками, висеть на телефоне в гостиной – манерно, а в кабинете – в самый раз. Я здесь как будто к себе возвращаюсь». Валерий не совсем понимал, почему беседовать по телефону с приятельницами, сидя в гостиной, жена считала манерным, но в целом объяснение принимал и не возражал. Нравится ей у него в кабинете – и слава богу, пусть хоть часами щебечет, лишь бы была счастлива.

Теперь Лара крепко спала, периоды возбуждения сменялись торможением, и это тоже стало привычным. Валерий осторожно поднял с пола трубку, уселся за письменный стол, включил компьютер, просмотрел почту. Позвонил своему первому заму, отдал неотложные распоряжения, даже не особо стараясь понижать голос – Лара все равно ничего не слышит: насколько острым бывало ее возбуждение от наркотиков, настолько же глубоким был сон. Пушкой не разбудишь.

Он помнил, что мать ждет его для какого-то разговора, но все сидел и сидел за столом, не сводя глаз со спящей жены. Что он делает не так? Чего недодумывает, не просчитывает? Почему все его усилия до сих пор не принесли желаемого результата, и Лара продолжает отчаянно глушить свою боль таблетками и чем там еще, потому что не может заставить людей, а главное – саму себя поверить в свой талант? Валерий вернулся из поездки, во время которой занимался не только своим бизнесом, но и нашел двух ценителей живописи, чье слово имело весьма существенный вес в среде галерейщиков и специалистов. Договорился с ними о том, что каждый из них купит по одной картине Ларисы, денег дал на покупку. От них требовалось только одно: делать рекламу полотнам молодой художницы. Уж если эти люди купили картины, значит, они того стоят. Подобные операции Риттер проделывал уже не в первый раз, он и галерейщикам платил немалые суммы, чтобы те выставляли в своих салонах работы Лары. Платил критикам и журналистам, чтобы писали хвалебные статьи. Платил организаторам выставок, директорам фондов. Платил, платил, платил… Ему казалось, он все продумал. Но результата пока не было. Разумеется, Риттер был в своем деле далеко не новичком и отчетливо понимал разницу между музыкой, литературой и живописью. Музыканта и писателя можно раскрутить быстро, за полгода-год, с художниками все не так, ведь живопись – искусство особое, самое сложное для восприятия, и на то, чтобы вокруг какого-нибудь имени возник ажиотаж, нужно очень много времени. Очень много.

Но у него времени не было. Каждый новый период «этого» наносил вред здоровью Ларисы, ее психике, угрожал ее жизни. Ждать слишком долго Валерий не мог.

Оторвавшись от своих грустных мыслей, он вышел к матери, которая ждала его в гостиной. Крупная, царственная, красивая, ухоженная, в свои пятьдесят три года выглядящая хорошо если на сорок пять, а то и меньше (при хорошем макияже), она после смерти мужа даже и не помышляла о новом браке, хотя от претендентов на руку и сердце отбоя не было. «Мы с тобой богатые наследники, – с усмешкой объясняла она сыну, – и теперь и за тобой, и за мной будет идти настоящая охота. Мы должны быть очень осторожны, чтобы не попасть в глупое положение».

– Я закончил с делами, – объявил Валерий, садясь в кресло напротив матери. – Так что там с Анитой? Какие-то проблемы?

– Боюсь, что да, – вздохнула Нина. – Ты не заметил, что она в последнее время стала будто бы избегать нас?

– Разве? – он удивленно вскинул брови. – Нет, не заметил. Тебе, верно, показалось.

– Я не совсем точно выразилась. – В голосе Нины Максимовны заметно проступила неуверенность, словно она боялась подобрать неверные слова. – Анита избегает бывать у нас в присутствии Лары. Она не говорит об этом прямо, но я-то заметила. И если ты напряжешься и припомнишь последние несколько месяцев, ты не сможешь со мной не согласиться.

Валерий нахмурился. Да, кажется, мать не так уж и не права. Если вспомнить… Вот Анита у них дома, они пьют чай втроем – он, Нина и сестра, звонит Лара из мастерской и сообщает, что закончила работать и минут через тридцать будет дома, Анита посматривает на часы, делает вид, что торопится, и ровно через двадцать минут уходит. А ведь до звонка Ларисы даже и речи не было о том, что Аните нужно куда-то по делам.

Вот Анита договаривается с ним о встрече, но, узнав, что брат придет с женой, тут же словно внезапно вспоминает о чем-то неотложном, и встреча переносится на другое время.

Вот Анита пришла поздравить Нину с днем рождения, а Ларисы не было в тот момент… А вот она приехала к ним на дачу, а Лариса в тот раз оставалась в городе… А вот снова они сидят в гостиной, смотрят какой-то фильм по телевизору, щелкает замок в прихожей – пришла Лариса, и Анита тут же начинает прощаться…