Александра Маринина - Украденный сон

– Еще нужно повторно допросить врача-психиатра, у которого консультировался Карташов. Это я должна сделать сама.

– Почему?

– Потому что я разговаривала с Карташовым, хорошо помню все детали беседы и, чтобы выявить противоречия в показаниях, с врачом должна разговаривать тоже я. Во всяком случае, то, что мне поведал Карташов, довольно сильно отличается от того, что записано в протоколе допроса доктора Масленникова.

– Ты так серьезно подозреваешь этого художника?

– Очень серьезно. К тому же эта версия ничем не хуже других. На проверку двух первых ушли три недели. Я согласна, те две версии были самые трудоемкие. По данным ОВИРа, никто из иностранных клиентов Ереминой в конце октября в Москве не был, за исключением того последнего голландца, но Ольшанский доверяет его алиби. Немотивированные действия в состоянии острого психоза до конца проверить все равно невозможно. Все, что было в наших силах, мы сделали. Остается ждать, что случайно выплывет какая-нибудь информация, но ждать этого можно до самой пенсии. А вот история с болезнью Ереминой кажется мне подозрительной. Виктор Алексеевич, у меня есть основания думать, что она не была больна и ее украденный сон – сказка про белого бычка.

– А мотив? Если Карташов замешан, то какой мотив?

– Не знаю. Вот и хочу попробовать узнать. Только нам трудно вдвоем с Чернышевым, поэтому дело двигается медленно.

– По-моему, оно у тебя вообще не двигается, – проворчал Колобок. – Все пробуешь, проверяешь, тыкаешься, как слепой котенок, а толку – чуть.

С отделением милиции по месту жительства Ереминой контакт поддерживаешь?

– Ну… в общем… – промямлила Настя.

В отделении милиции розыском пропавшей Ереминой первоначально занимался капитан Морозов, поэтому сотрудничать с группой, расследующей убийство, поручили тоже ему. В первые дни Настя пыталась подключить его к делу, но Морозов довольно популярно объяснил ей, что, кроме этого убийства, совершенного, между прочим, неизвестно где, возможно, в другом районе города и даже в области (а он, Морозов, обязан заниматься только преступлениями, совершенными на его территории), на нем еще восемнадцать краж, два десятка угонов, грабежи, разбои и парочка нераскрытых убийств, по которым ему Петровка не помогает и он крутится сам. Даваемые Настей поручения он выполнял неохотно, спустя рукава, особо не торопился, зато очень ловко прятался от нее, и найти его было очень и очень непросто.

Через три-четыре дня Настя вообще перестала его искать и тащила всю огромную работу на себе и Чернышеве.

Однако жаловаться и ябедничать Каменская не любила, поэтому на вопрос начальника промычала что-то невразумительное.

– Ясно, – коротко хмыкнул Колобок, мгновенно все поняв. – Позвоню в отделение, проведу воспитательную работу. Подключай Морозова, нечего с ним церемониться. Можно подумать, у него нагрузка больше, чем у Чернышева. Послезавтра стажер придет, возьмешь к себе в помощь. И не стесняйся использовать наших ребят. Только делай это через меня. Поняла? Обязательно через меня. Я как начальник даю поручение – и точка. При этом могу ничего никому не объяснять. А ты ведь не сможешь им не ответить, если они начнут задавать вопросы, верно?

– Верно, не смогу. Подумают, что я строю из себя невесть что.

– Ну да, ну да, – задумчиво покивал полковник, и Настя поняла, что он опять на несколько секунд выключился из разговора.

Настя поднялась из-за стола, аккуратно сложила свои записи.

– Я пойду, Виктор Алексеевич? – полувопросительно сказала она.

– Ну да, ну да, – снова повторил Гордеев и вдруг как-то странно посмотрел на Настю и очень тихо произнес:

– Будь осторожна, Стасенька. Ты у меня одна осталась.

Следователь Ольшанский в противоположность Гордееву был приветлив и улыбчив, но большинство Настиных предложений встречал в штыки. И Настя догадывалась отчего. В первую неделю после возбуждения дела об убийстве Ереминой со следователем работали Миша Доценко и Володя Ларцев. Если к к оценке Константин Михайлович был равнодушен, то Ларцев числился у него в любимчиках, вполне, впрочем, заслуженно. Ольшанского с Ларцевым связывала и личная дружба, они ходили друг к другу в гости, а их жены стали добрыми приятельницами. Когда полтора года назад при родах умерли жена Ларцева и новорожденный ребенок и Володя остался с десятилетней дочкой на руках, именно Ольшанские помогли ему справиться с горем и как-то наладить жизнь.

Но смерть жены изменила не только личную жизнь Ларцева. Она сказалась и на его работе. Володя уже не мог безраздельно отдаваться служебным делам и пахать с утра до глубокой ночи, как это бывало раньше. У него прибавилось забот и головной боли, он стал успевать делать гораздо меньше, потому что в течение дня старался решить кое-какие хозяйственно-магазинные проблемы, заскочить домой проверить, все ли в порядке, вечером пораньше уйти, чтобы проконтролировать дочкины уроки и приготовить ей еду на весь следующий день. Коллеги относились к беде сочувственно и многое Ларцеву прощали, тем более что его хлопоты отразились в основном на объеме выполняемой работы, но не на ее качестве. Однако Константин Михайлович Ольшанский, принимая близко к сердцу все, что касалось его друга, болезненно воспринимал любой намек на то, что Володя иногда недорабатывает. По-человечески все это можно было понять. Но Насте неприятно было, что в этой ситуации она оказалась «стрелочником».

– Экспертиза пленки еще не готова, – сообщил Ольшанский, как только она переступила порог.

Настя забрала у Карташова не только последнюю кассету, но и две предыдущие, на которых были сообщения, исходящие несомненно от самой Вики, и попросила следователя задать эксперту вопросы о природе непонятной паузы и о том, есть ли на последней кассете запись голоса, идентичного образцам номер четыре, одиннадцать и сорок шесть, отмеченным на двух других кассетах. Если уж не верить Карташову, решила она, то не верить во всем. Стало быть, надо проверять все и опять с самого начала. Услышав, что заключение экспертов еще не готово, она огорченно вздохнула.

– Жалко. Я так надеялась. Но все равно, Константин Михайлович, надо разрабатывать Карташова.

– Согласен, – кивнул Ольшанский. – Есть предложения?

– Есть. В первую очередь надо передопросить подругу Ереминой Колобову и врача-психиатра. Потом еще раз побеседовать с родителями Карташова и вообще со всеми, кто был допрошен в первые дни. – Она чуть было не сказала: «Со всеми, кто был допрошен Ларцевым», но вовремя прикусила язык.

Следователь поморщился.

– Что ты хочешь получить из этих допросов? Ну скажи на милость, какие такие вопросы ты им всем задашь, кроме тех, которые уже были заданы?