Александра Маринина - Украденный сон

Чуткое Настино ухо улавливало в его голосе нарастающее напряжение, которое он, впрочем, весьма умело скрывал. Пока все шло так, как она задумывала: тянуть время, демонстрируя полную готовность к сотрудничеству во имя спасения своей жизни от разгневанного Ларцева.

Страх, владевший ею все последние дни, растаял под горячими лучами нечеловеческого напряжения, в котором держала Настю неожиданно обернувшаяся ситуация. Она готова была сделать все, что угодно, только бы с Надюшей Ларцевой ничего не случилось. Все, что угодно. Пусть останется нераскрытым преступление, пусть преступники уйдут от ответственности, пусть ее уволят с работы, только бы не повредить ребенку.

Но Настя не была бы Настей, если бы позволила эмоциям полностью вытеснить профессиональный интерес. Можно ли сделать так, чтобы преступление все-таки было раскрыто? Можно ли, делая все возможное и невозможное для девочки, все-таки зацепить хотя бы одного убийцу?

Решение одной задачки порождало потребность решить следующую. Вместе с Лешей она набросала несколько схем, позволяющих осуществлять бесконтактную связь. Самой оптимальной показалась им схема, в которой были бы задействованы несколько сотрудников телефонного узла (по их прикидкам, не более четырех человек) и еще один фигурант, проживающий на территории обслуживания этого узла. Заняв мозги решением задачи просто для того, чтобы убить время, Настя пришла к огорчительному выводу о том, что подтверждаются самые худшие ее опасения. Создавать такую систему для противодействия расследованию только одного уголовного дела было столь же нелепо, как годами ткать гобелен со сложным рисунком, чтобы в результате один раз вынести в нем мусор из квартиры. Значит, Ларцев не ошибался, она имеет дело с посредником, не имеющим кровного интереса в деле Ереминой.

Кто же он, этот посредник? Руководитель клуба «Варяг», которому подчиняется Дьяков? Вполне возможно. Градов с ним знаком, они живут в одном доме, естественно, что в экстремальной ситуации Сергей Александрович обратился именно к нему. А если не он, то кто же? И какую роль в этом случае играет Фистин со своими варягами?

Настю беспокоила мысль о том, сколько еще ей удастся морочить голову посреднику своими требованиями найти Дьякова. В один прекрасный момент ее обман обнаружится. О том, что случится потом, было даже страшно подумать.

Саша Дьяков был задержан и надежно упрятан в камеру в тот момент, когда садился в поезд, чтобы отбыть из Москвы. Занимающиеся им сотрудники получили информацию о том, что Санек всех поставил в известность об отъезде и предупредил, что его не будет три-четыре месяца. Человек, отправляющийся в бега, так себя не ведет, рассудили они, очень похоже, что Дьякова просто-напросто собираются убрать и готовят почву для того, чтобы его не кинулись искать сразу. Поэтому паренька аккуратно довели до вагона, дав возможность провожающим, если таковые были, убедиться в благополучной посадке в поезд, и за минуту до отправления вывели его через нерабочий тамбур на пути по другую сторону от посадочной платформы.

Когда Гордеев начал по телефону петь ей песни про то, что «кто-то давит на нас сверху», Настя сообразила, что Колобок тоже учуял идею о возможном посреднике и предпринял попытку поссорить его с Градовым. Она же, в свою очередь, попробовала столкнуть посредника с Фистиным, заставив их безуспешно искать Дьякова. Пока его ищут, можно считать, что Надя в безопасности. Если, конечно, с ней ничего не сделали сразу. Но в любую минуту может выплыть наружу правда о задержании Дьякова, и посредник поймет, что Настя водит его за нос. Она не может не знать о задержании, поскольку произошло оно тогда, когда она еще не была в строгой изоляции, как сегодня. Теперь вся надежда только на Колобка-Гордеева, на то, что он сможет предотвратить утечку информации о Дьякове, хотя один Бог ведает, как ему это удастся, если на Петровке информаторы посредника чуть ли не в каждом кабинете, ну уж, по крайней мере, на каждом этаже и в каждом подразделении. «Может быть, все не так страшно, – утешала она себя, – может быть, Ларцев с перепугу преувеличил их количество, конечно, они есть, это несомненно, но популяция этих уродцев все-таки намного меньше». Но пока Дьякова еще искали, и это вселяло некоторую надежду. По крайней мере, давало Насте время придумать что-нибудь еще, чтобы потянуть время.

Ей и в голову не приходило, что девочку держат на лекарствах и все происходит «с точностью до наоборот». Если к утру Дьякова не найдут, Арсен даст указание сделать ей еще одну инъекцию. Пока Дьяков представляет для него потенциальную опасность, ему нужно сохранить рычаг воздействия на Ларцева. Утренняя инъекция может оказаться для девочки последней. Если бы Настя Каменская это знала…

В ночь с 30 на 31 декабря Николай Фистин срочно покинул свою квартиру, сел в неприметные «жигули» и помчался на улицу Сталеваров, где жил Славик-автогонщик. Полчаса назад ему позвонили мальчики, которых он послал разобраться с людьми Арсена, засевшими в закрытом на зиму лагере, и растерянно сообщили, что обнаружили там больную девочку.

Сначала они подумали, что она спит, но разбудить не смогли, видимо, она без сознания.

«Заложница, – похолодел Фистин. – Вот теперь ты у меня попрыгаешь, сморчок вонючий. Будет тебе тапком по морде!»

– Везите девочку к Славику, он один живет, – приказал дядя Коля.

Всю ночь он просидел возле девчушки, пытаясь привести ее в чувство, но все безрезультатно. Пульс был замедленным, но ровным. Глаз она не открывала и на голос не реагировала.

К утру Николай уже собрался было вызывать «скорую помощь», его останавливало только отсутствие легенды: что это за ребенок и откуда он взялся в квартире Славика.

Рассказывать про лагерь было бы подобно самоубийству: там кровищи – как на скотобойне. Можно было бы сказать, что ее подобрали на улице, но случай уж больно странный, не дай Бог в милицию сообщат, а разбираться с милицией Фистину сейчас было не с руки.

Он уже почти впал в отчаяние, когда девочка стала понемногу оживать.

Около девяти утра она открыла глаза и попыталась что-то сказать, но губы ее издали только невнятное шипение. Дядя Коля приободрился. Он плохо представлял себе, как помочь девочке, но где-то читал, что после наркоза (а он не сомневался, что это был наркоз или что-то очень похожее) нужно много пить, чтобы вместе с жидкостью из организма выходило лекарство.

Бутылки с минеральной водой стояли наготове, за ними дядя Коля послал Славика еще на рассвете.

Давая девочке то воду, то горячий сладкий чай, он смог добиться от нее первых слов:

– Где мой папа?

– А кто твой папа, детка? – ласково спросил Фистин.