Джон Кризи - Слишком молоды для смерти

Во время последовавшей за этим короткой, но жаркой потасовки судья с достойным уважения спокойствием сидел и ждал, пока арестованного не скрутили в двух-трех футах от него.

— Постановляю: за время задержания провести медицинское обследование обвиняемого, — произнес он. — Отпустите его, пожалуйста.

Циничный инспектор уголовного розыска промямлил неверным голосом:

— Вы ожидали чего-нибудь в этом роде, сэр, да?

— Почти ждал, — сказал Роджер. — Нам не следует рисковать. Если задержанный склонен к насилию — потому ли, что не может сдержаться, потому ли, что разыгрывает спектакль, — нужно немедленно звать врача.

— Вы думаете, сэр, он и правда больной?

— Если он не болен, то я хочу знать, почему он разыгрывает из себя помешанного, — ответил Роджер.

— Может, просто «для понта», — предположил инспектор с мрачным видом.

— Скорее всего, он страшно перепуган. Хотелось бы знать, почему, — сказал Роджер и подумал: «Для понта… понт?… понт?»

Роджер ехал в Уимблдон через Хэммерсмит, мимо грязных, закопченных магазинчиков и низких домов, стоящих вдоль Фулемского шоссе, по широченному мосту через Темзу, с обеих сторон которого видна была блестящая гладь реки; две четырехвесельные лодки стартовали в этот момент с того самого места, с которого ежегодно начинаются оксфордские и кембриджские лодочные гонки, и несколько десятков человек стояли под солнцем, растянувшись вдоль трассы. Где-то здесь, неподалеку, должен быть магазин Элберта Янга. Роджер не знал, где именно. Он сидел на заднем сиденье машины. Когда они въезжали на Патни-Хилл, вдруг заработал радиотелефон:

— Вызываю следователя Уэста.

Роджер поднял трубку.

— Уэст слушает.

— Вам сообщение от старшего инспектора Мориарти, сэр. Он сейчас в Уимблдоне и был бы очень признателен, если бы вы подъехали туда.

— Передайте, что я буду минут через десять.

— Хорошо, сэр.

— Узнайте, там ли следователь Слоун.

— Сейчас, сэр, — наступила короткая пауза, прежде чем другой голос ответил: — Слоун слушает.

— Разошлите запрос по всем подразделениям, не известен ли им человек по имени Понт, связанный с молодежными клубами или подобными им организациями. Передайте по телетайпу, ладно?

— Сделаю, сэр. Кажется, я слышал такое имя в этой связи.

— И я тоже, но не могу вспомнить, — сказал Роджер.

Он повесил трубку, откинулся назад и посмотрел на новые дома и жилые кварталы, выросшие на месте стоявших здесь прежде особняков в викторианском стиле. Дорога здорово изменилась со времен его молодости, но зелень по-прежнему густо росла здесь, узкие тропинки бежали между рядами деревьев и кустарника. Шофер затормозил перед поворотом, тут стояла полицейская машина, а возле нее человек в форме.

— Я провожу вас к мистеру Мориарти, сэр.

Роджер кивнул.

Обе машины выехали на обочину и затряслись по неровной земле, прокладывая путь к оцепленному полицией месту. Это был участок, густо заросший папоротником, молодыми деревцами и кустарником. Роджер пешком направился туда, где стоял Мориарти. При ярком солнечном свете он выглядел внушительно — непоколебимый представитель власти.

— Добрый день, сэр.

— Что вы нашли? — спросил Роджер.

— Еще три следа, мы снимаем с них слепок, — ответил Мориарти. — И вот это, сэр.

Он протянул небольшой коробок спичек, смятый и раздавленный, но печатные слова на нем легко читались:

ЛУЧШИЙ ОТДЫХ И РАЗВЛЕЧЕНИЕ ВЫ ПОЛУЧИТЕ В ПОНТ-КЛУБЕ!

Роджер повертел коробок в руках, открыл, увидел несколько спичек с красноватыми головками и больше ничего. Никаких записей, никаких адресов.

— Отпечатки пальцев?

— Ни одного, сэр.

— Странно.

— Нельзя точно сказать, сколько эти спички здесь провалялись, — сказал Мориарти, — но я думаю, со вчерашнего вечера. Почти наверняка.

— Почему вы так уверены?

— Они лежали поверх одного из следов.

— Значит, нам остается лишь убедиться, что следы сделаны вчера вечером, — хмыкнул Роджер. — Вы видели фотографии?

— Да, — ответил Мориарти и добавил с мрачным видом: — Элберт Янг тоже получил одну.

— Неужели? — с горечью проговорил Роджер. — У вас нет образца его почерка?

— Нет.

— Мне он нужен, и побыстрее, — сказал Роджер. — А что слышно о его дочери?

— Она все еще в больнице, — Мориарти с большой осторожностью засовывал коробок спичек в полиэтиленовый пакет. — Папаша — образец суровой викторианской морали. Я все закончил здесь, сэр. Если вы не…

— Давайте поедем, навестим Янга, — предложил Роджер.

Не было никакой уверенности в том, что Янг примет их, сделает это если и без удовольствия, то хотя бы из вежливости. Но, когда Роджер увидел возле дома с десяток глазеющих зевак, сердце его упало; может, Янг вообще не откроет им дверь. Но он открыл, и Роджера поразили темные круги вокруг его глаз — свидетельство бессонницы и страданий.

— Если я отвечу на ваши вопросы, уберете ли вы… уберете ли вы эту свору шакалов от моих дверей? — Янг смотрел вопрошающе.

— Мы сделаем все возможное для того, чтобы вас не беспокоили, — пообещал Роджер и, как только они вошли и дверь закрылась, спросил: — Зачем вы послали эту фотографию из газеты в Скотленд-Ярд, мистер Янг?

Янг повернул голову:

— Я никуда никаких фотографий не посылал. Я разорвал эту мерзость в клочья.

— Это не ваш почерк? — Роджер протянул письмо, которое ему передал Коппелл. Янг взглянул и, немедленно пройдя в комнату, взял с небольшого письменного стола незаконченное письмо.

— Вот мой почерк, — резко бросил он. — Разве это похоже?

Трудно было представить что-либо менее сходное; Роджер держал в руках каракули; письмо, взятое со стола, было написано красивым, разборчивым и аккуратным почерком. Он явно был предметом гордости обладателя. Бумага помечена специальным штампом: «Элберт Янг, судостроитель, владелец магазина» . Янг с нескрываемым удовольствием наблюдал, как менялось выражение лица Роджера, потом рассмотрел подпись внизу и, словно удивившись, воскликнул:

— Кому могло понадобиться мое имя?

— Найдем, — сказал Роджер. — Вы знаете человека по имени Понт, мистер Янг?

— Понт? — Янг задумался. — Я знал когда-то в школе мальчика с таким именем. Лет тридцать пять прошло с тех пор, как я его видел.

— А вы не слышали, чтобы ваша дочь упоминала в своих разговорах Понт-клуб?

— Нет. И я больше ничего не хочу знать о своей дочери.

— Мне очень жаль, что вы так все воспринимаете, сэр. Я уверен, она бы оценила вашу помощь. — Роджер замолчал и задал еще один вопрос: — А вы не знаете, были ли у нее друзья — юноши, которые отличались чрезмерной ревнивостью?

— Я не знаю ее друзей. Она отвергла мое покровительство много лет назад, мать поощряла ее в стремлении к независимости. Поскольку она не обращала на меня никакого внимания, то не было смысла ей что-то говорить, не так ли? Единственное, что я знаю, так это то, что таких мерзких романов у нее могло быть с десяток.