Эд Макбейн - Вдовы

— Во вторник. Ночью, — уточнил Браун.

— Семнадцатого, — сказал Карелла.

— Тогда я была в Вермонте.

— А я думал, что вы туда поехали после похорон отца.

— Я вернулась туда. Вер-ну-лась. Была там с начала июля.

— Ваша мать знает об этом?

— Я не даю ей отчета в своих действиях.

— А где вы бываете в Вермонте? — спросил Браун.

— Есть у меня там маленькое бунгало, подаренное папой. Думаю, он хотел меня немножко умаслить.

— Где находится это бунгало?

— Я же сказала: в Вермонте.

— Но где именно?

— Грин-Ривер. Домишко в густом лесу. Мне кажется, папа получил его от одного из клиентов в качестве гонорара. Это было еще до его женитьбы на маме. Домишко дышал на ладан, буквально разваливался, вот папа и спросил, хочу я его иметь или нет. Конечно, хочу, сказала я. Дареному коню в зубы не смотрят. Ведь так?

А Карелла думал, что уж она-то своему папаше и стакана воды бы не дала, но от дома не отказалась.

— Кстати, я часто там бываю, — сказала она, — спасаюсь от нашествия крысиной расы.

— И ваша мать об этом не знает?! — спросил Браун. — Что вы часто спасаетесь там от нашествия крысиной расы?

— Уверена, что мать об этом знает.

— Но она не знала, что вы поехали именно туда первого июля.

— В на-ча-ле июля. Пятого числа, точно. А я не помню, сказала ей или нет.

— Но вы были там, когда была убита Сьюзен Брауэр. Правильно?

— Если ее убили семнадцатого, значит, я была там. Да.

— С кем-нибудь?

— Нет. Езжу туда одна.

— Каким транспортом?

— Машиной.

— Своей? Или берете напрокат?

— У меня своя.

— Итак, вы ездите в Вермонт на своей машине.

— Да.

— Одна-одинешенька?

— Да.

— А сколько времени уходит на дорогу?

— Три, три с половиной часа, в зависимости от движения на трассе.

— И столько же времени обратно?

— Да.

— Когда вы туда вернулись?

— Не поняла.

— Вы сказали, что поехали пятого…

— О да. И вернулась, как только мне сестра позвонила.

— Когда?

— На следующий день после убийства отца. Она звонила, чтобы известить меня об этом.

— Что он убит?

— Да.

— Выходит, сестра знала, что вы в Вермонте.

— Да.

— У них обеих, у матери и сестры, есть ваш номер телефона?

— Да, у обеих.

— Итак, на следующий день после убийства…

— Да.

— Позвонила сестра.

— Да.

— Стало быть, в субботу, двадцать первого.

— Кажется, так.

— В какое примерно время?

— Рано утром.

— И вы сказали, что вернетесь в город сразу после звонка?

— Ну, я сначала матери позвонила. После разговора с сестрой.

Это совпадало с показаниями Глории Сэндерс.

— О чем вы говорили с матерью?

— Должна я или не должна приехать на похороны.

Снова — совпадение.

— И что вы решили?

— Что поеду.

— В котором примерно часу вы выехали из Вермонта?

— Позавтракала, оделась, собрала кое-какие вещички… Скорее всего, это было в одиннадцать утра, когда я выехала.

— Направились прямо в город?

— Да.

— И это заняло три, три с половиной часа, так? — спросил Браун.

— Около того, да.

Оба думали, что Вермонт — не Бог весть какой край света. За три часа можно добраться. Можно убить кого-нибудь здесь, в городе, ночью и улизнуть обратно в Вермонт аккурат к утру, к телефонному звонку. Свидетели могли бы видеть подозреваемого шатающимся по Вермонту, в булочной, баре, книжном магазине, и никто не смог бы сказать, были вы в своем домике в лесу ночью или совершили челночную поездку для убийства.

— Вы знали, что, согласно завещанию отца, вы наследуете двадцать пять процентов его имущества? — спросил Карелла.

— Да, я это знала.

— Каким же образом?

— Мам нам постоянно это говорила.

— Что значит постоянно?

— Ну, то и дело. Конечно, когда они обговаривали с отцом всяческие условия, мы были уже не дети, знаете… Это было всего два года назад. Мам твердила, что не даст ему развода, если он не включит нас в завещание. Меня и Лоис. Половина его состояния — нам пополам. Мы это знали всегда, мам постоянно об этом говорила с удовольствием и гордостью. Она понимала, какое большое дело для нас делала. И сделала.

— Где вы были в пятницу ночью, мисс Шумахер? — спросил Браун.

— Вермонт. Говорила же.

Снова хипповая улыбочка. Вся в мамашу, это уж точно. И давайте без всяких штучек-дрючек, пожалуйста. Факты. Только факты… Да, мэм…

— А здесь, в городе, не были?

— Нет. Была в Вермонте.

— С кем-нибудь?

— Тоже уже говорила: одна. Всегда езжу туда одна.

— Я не спрашиваю, ездили ли вы туда с кем-нибудь, — дружелюбно отозвался Браун. — Я интересовался, был ли кто-нибудь с вами в ту ночь, когда убили Маргарет Шумахер.

— Нет. Была дома одна. Читала.

— Что читали? — быстро спросил Карелла.

— Не помню. Я много читаю всего.

— Но какие именно книги?

— В основном научную фантастику.

— А вот всякие загадочные убийства…

— Нет. Ненавижу этот жанр.

— Вы сказали, что узнали об убийстве Маргарет из газет…

— Да.

— В вермонтских местных газетах?

— Нет, я покупаю наши…

— Наши газеты?

— Да, поступающие отсюда, из этого города. Мы их там получаем, представьте себе.

— И вот тогда-то вы и увидели первополосный заголовок?

— В этой газете это было не на первой полосе, а на четвертой, в общеамериканской хронике.

— Заметка об убийстве жены Шумахера.

— Да, да, да, об убийстве его жены.

Она вновь произнесла слово «жена» так глумливо, что это граничило с грязным ругательством.

— И вы говорите, что возликовали…

— Ну, возможно, это слишком громко сказано.

— А сейчас как бы вы сказали?

— Заметка меня просто-таки осчастливила.

— Хм, новость о зверском убийстве женщины…

— Да.

— …вас осчастливила.

— Да.

— Ей хладнокровно пробили голову и грудь…

— Угу.

— И, читая об этом, вы чувствовали себя счастливой.

— Да, — сказала Бетси. — Я рада, что ее кто-то пришил.

Сыщики уставились на нее.

— Это была подлая сука, сломавшая нам жизнь. Обычно я молилась, чтобы она выпала из окна или чтобы ее автобус переехал. Но — ничего… Ладно, теперь-то уже ее кто-то достал. Хорошенько уделал. И — да, я счастлива. А вообще-то ликую, это самое подходящее слово. Переполнена ликованием оттого, что она сдохла. Правда, я бы хотела, чтобы ее прострелили дюжину раз, а не четыре.

По ее лицу гуляла довольная улыбка.

Такую улыбку не переспоришь.

Зато узнавать теперь обязательно надо следующее: действительно ли в газетах было написано, что в Маргарет стреляли четыре раза.

Наступала ночь.

Они беседовали в гостиной дома, который до недавнего времени Анджела разделяла с Томми. Трехлетка Тесс — в кроватке, в боковой комнате. Анджела сказала брату, что жить не может без сигареты, но доктор запретил ей курить во время беременности. Карелла вдруг вспомнил о Глории Сэндерс. Та тоже умирала без сигареты, когда они встретились в клинике. Он не мог отделаться от навязчивой мысли: Пенн Хахллигэн описывал именно женщину, бегущую сквозь дождь. А возможно, эта идея сформировалась потому, что он уже и раньше знал: Шумахера пережили три женщины — две дочки и бывшая жена, ненавидевшие его.