Эд Макбейн - Вдовы

— Да, свидетели показали, что это было в полночь.

— Вы говорите, есть свидетели? — удивилась Лоис.

— Да, двое.

— Люди, наблюдавшие всю сцену, стрельбу?

— В сущности, они слышали ее, — сказал Карелла. — Две медсестры на верхних ступеньках спуска в подземку. Обернулись, услышав выстрелы, увидели, как убийца убегал…

— Значит, у вас есть его описание?

— Не совсем. Они видели кого-то, но не смогли показать, как выглядел этот «кто-то», с тем лишь исключением, что он…

— Или она, — вставил Браун.

— Или она, — продолжил Карелла, — в черном. С ног до головы.

— Значит, вы на самом деле не знаете…

— Да, мисс Шумахер, не знаем, — сказал Карелла. — Пока не знаем.

— Так, так, пока, — заметила она. — И когда же, по-вашему, узнаете?

— Мы делаем наше де…

— Но это уже четвертая жертва, Боже всемогущий!

— Да, мы…

— Но это — та же личность, не правда ли? Убившая папу, а теперь…

— У нас есть веское основание полагать, что это та же самая личность. Да.

— Мне наплевать на его шлюх, жаль, что их не убили еще раньше. Но если хотите знать мое мнение…

Вообще-то, они этого действительно хотели.

— …эта личность охотится за всей семьей. А шлюхи — дымовая завеса…

Они, кстати, рассматривали и такую версию, но отвергали ее.

— …чтобы скрыть подлинную цель — мою мать и отца. И это может означать, что теперь на очереди Лоис и я. — Секунду поколебавшись, она сказала: — Пока вы что-нибудь не предпримете.

— Мы делаем все, что в наших силах, — заверил Карелла.

— Я так не думаю. Тогда почему в течение двух-трех недель убили четверых человек?

— Сегодня — две недели, — заметил Браун.

— Ну вот и выходит: ничего не делаете. Где, черт бы вас побрал, вы были той ночью, когда убили мать?

Детективы промолчали.

— Разве вы не видите, что это — боевая тропа?

— Как вы ее себе представляете, мисс Шумахер? — как можно мягче вымолвил Карелла.

— А так. Сначала убили папину шлюху, потом его самого. Можно было подумать, что дело только в них. Но потом убивают другую шлюху…

— Но эта «другая»…

— Миссис Шумахер, его любимая жена, — насмешливо произнесла она. — Маргарет, самая первая шлюха. К сентябрю они были женаты уже два года, и что же? Разве не ирония судьбы? Но в июне, когда свадебная трапеза еще не была убрана со стола, он нашел себе новую подружку. Дело в том…

Браун подумал, что ее хронология несколько хромает.

— …эта личность, кто бы она ни была, сначала убивает новую шлюху, а потом моего отца…

Браун досконально помнил, что со Сьюзен Брауэр разделались только в нынешнем году.

— Это была попытка показать, что между ними существует связь.

— Но связь таки была, — заметил Карелла. — Ваш отец имел с ней…

— Я знаю, что он с ней делал, слава Богу, читаю газеты, мерси. Моя версия: убийца переходит потом к Маргарет для того, чтобы мы думали, что он охотится на всех папиных куколок, тогда как охотится он за всей проклятой шумахеровской семьей. Не надо быть гением сыска, чтобы это усечь. Я-то думала, что вы всерьез считаете себя сыщиками. Ну, а кого вы желаете видеть в качестве следующей жертвы? Мою сестру? Меня?

— Вы ошибаетесь в своих заключениях, — сказал Браун.

— Правда? — Она повернулась к нему. — А у вас какие заключения? Первые три убийства были…

— Вы ошибаетесь в сроках. Например, когда именно он начал с Брауэр.

— Да знать не хочу, когда он с ней начал, но знаю, что отец был с ней в близких отношениях в прошлом июне.

— Не могло такого быть.

— А я говорю — могло.

— Мисс, у нас есть письмо вашего отца. Он пишет, что встретился с ней под Новый год.

— А ее письмо датировано прошлым июнем, — заявила Бетси.

Оба сыщика внимательно посмотрели на нее.

— Чье письмо? — спросил Карелла.

— А как вы думаете? Его содержанки, во всех газетах было. Крошка-солнышко Сьюзи.

— У вас есть письмо, которое Сьюзен Брауэр написала вашему отцу?

— Да.

— Откуда оно у вас?

— Нашла.

— Где?

— В Вермонте.

— В доме, подаренном вашим отцом?

— Не в доме, а в гараже. В обувной коробке. Я прибиралась, когда въехала, и…

— Только одно письмо в коробке?

— Да.

— Какого содержания письмо? — спросил Браун.

— Привет! — С притворной стыдливостью она полузакрыла лицо руками, голубые глаза расширились. Она улыбнулась, как актриса Ширли Темпл, затем пропищала тоненьким голоском: — Ах, бэби я бы хотела поцеловать тебя в… Бай!

Браун кивнул.

— Такое вот письмецо…

— И когда вы его нашли? — спросил Карелла.

— В прошлом июле. Когда переехала туда.

— Не может быть, — опять произнес Браун. — Он и Сьюзен…

— Не смейте мне говорить: не может! — вскричала Бетси. — Прекрасно помню, когда это было. Стало важнейшим днем моей жизни.

— У нас есть его письма к ней, — сказал Карелла, — все этого года.

— И ее, адресованные ему, — добавил Браун.

— А я нашла письмо год назад, — настаивала Бетси. — С датой: пятница, тридцатое июня.

— Оно должно быть нынешнего года.

— Вы хотите сказать, что я не знаю, когда я… Послушайте, есть у вас календарь?

Карелла взглянул на Брауна, помедлил, полез в ящик стола. Достал записную книжку с календарем, добрался до июня, посмотрел и сказал:

— Тридцатое падает на субботу.

— Посмотри, как было в прошлом году, — миролюбиво посоветовал Браун.

В конце книжки, где были указаны временные пояса и почтовые коды США, Карелла нашел календарики прежних лет. Разглядывая крохотные цифры, он просмотрел и прошлогодний и сказал, обращаясь к Брауну:

— Она права, тридцатое июня — это пятница.

Браун кивнул.

— И то письмо все еще у тебя? — спросил он…

«Пятница, июнь, 30

Привет!

Мне нравится эта игра. Жаль, что ты ее раньше не придумал. Когда увидимся, снова растолкуешь мне правила. Можно, если я буду писать все, что в голову придет? О, милый, я покажусь тебе донельзя неприличной…

Сегодня дождит. Хочешь поплескаться вместе со мной и поиграть под дождем?..

Ты всегда спрашиваешь, что на мне надето. Сейчас — черный эластичный бюстгальтер с таким вырезом, что соски все на виду. Черные шелковые чулки на подвязках с узеньким пояском. Черные штанишки, тоже с вырезом, но в самом низу. Черные туфли на высоком каблуке. Чулки такие шелковые, гладкие. Тебе понравится гладить их, забраться в штанишки, поорудовать в них пальцами. Мои ноги так широко раскинуты для тебя! И может быть, зная, как во мне все трепещет в ожидании тебя, овладеешь мной сразу же…

Интересно, думаешь ли ты обо мне, когда спишь с женой?

Сижу здесь и думаю только о тебе, о твоем мощном аппарате. Почему ты не со мной? Может, надо самой погладить себя, а? Щекотать себя в самом чувствительном месте? Да, да, я это и сделаю, а сама буду думать о тебе, о том, что ты весь во мне, во всем моем теле. Буду тебя всего, всего рассматривать и услышу все, что ты говоришь в такие минуты. О, как я хочу, чтобы ты не гладил меня, а лизал, всю, всю, всю… У меня перехватит дыхание, и я не смогу сказать тебе, как мои груди твердеют, тяжело наливаясь желанием, похотью, да, похотью… Я вся исхожу похотью, вся, вся, вся… Люблю, когда ты ласкаешь грудь, она даже краснеет от истомы. Я вся готова для тебя. О, войди же, войди! Сначала медленно, с натугой, глубже и глубже, а потом быстро-быстро. Приди и возьми меня, возьми. Люблю тебя, люблю… Я вся исхожу всеми соками, даже когда тебя нет со мной, но от одной лишь мысли о тебе…