Эд Макбейн - Поцелуй

— Я все еще не хочу, чтобы вы вскрывали сейф.

— Вы хотите защиты для себя или нет?

— Это просто…

— Если это будет выглядеть как убийство при ограблении, то вы будете вне подозрений.

— Я просто думаю, что встреча с вами после всего этого будет рискованной. Это в случае, если за мной будут следить.

— Послушайте, вам не удастся обеспечить решение обеих задач, — сказал Эндрю, повысив голос. — Или вы доверяете мне, или…

— Шшшш, шшш, — сказал Боулз и бросил взгляд на пару, сидевшую у двери.

— Если бы вы доверяли мне, — прошептал Эндрю, — то тогда все было бы проще. Я оставил бы все ваши драгоценности в ящике и уехал из города в ту же ночь, еще до того, как полиция узнает, что кто-то в городе убит!

— Шшшш, не надо, — снова вмешался Боулз.

— Но вы хотите быть уверенным, что я не надую вас с кучей барахла из вашего сейфа…

— Ну, нет, но…

— …что в общем-то естественно. Я сделал бы то же самое. Скажите мне только, где вы хотите, чтобы я сложил все это. Скажите мне, где имеются такие платные ящики. Укажите любое место, где имеются ящики, и я сложу там этот хлам и встречу вас с ключом, как только вы мне позвоните.

Боулз несколько мгновений думал, а затем сказал:

— Мейфейр-Билдинг. Там есть вертолеты, которые летают оттуда в аэропорт Франклина. Вы можете улететь оттуда сразу после завершения дела. Платные ящики находятся на сорок шестом этаже.

— Хорошо, — проговорил Эндрю, — у вас есть мой номер телефона. Я буду ждать вашего звонка. Вы мне позвоните после того, как будете уверены, что полицейские отстали от вас.

Идея была в том, чтобы представить ее женщиной, которая может свести мужчину с ума. Сама по себе попытка представить эту самую Дорис Франчески, или Френки, как ее настойчиво называл Эддисон, в качестве женщины, была большой натяжкой. Ей едва исполнилось шестнадцать лет, но Эддисон пытался убедить окружающих, что похотливые и сладострастные мысли о ней легко могут довести любого мужчину до тюрьмы. Замысел заключался в том, чтобы представить ее эдакой роковой женщиной, подчеркнуть ее женское коварство по отношению к мужчинам. Она в это время сидела на свидетельском месте, закидывала в волнении ногу на ногу и тут же возвращала их в исходное положение. У нее были длинные, прекрасные ноги.

На Френки была короткая, узкая черная кожаная юбка, черные колготки, черные сапоги на высоких каблуках и красная шелковая блузка в обтяжку. Она вся светилась юностью. Каждый раз, когда она меняла позу, присяжные позволяли себе бросить украдкой взгляд на ее ноги и соблазнительно облегающую коротенькую юбку. Ее длинные черные волосы были под стать черной юбке и черным колготкам. Они каскадом струились вокруг ее белого лица, на котором выделялись темные глаза. Полные и чувственные губы были подкрашены губной помадой под цвет блузы. Можно представить, как Доминик Ассанти впивался в эти губы и пьянел от воспоминаний о том, что они вытворяли у нее в прихожей.

Рассматривая ее, Луиза Карелла размышляла о том, что, если бы ее дочь посмела так одеться, в свои шестнадцать лет, она бы разбила ей голову. А что касается Анджелы, которая сидела рядом с матерью, то она думала, что после рождения двойняшек никогда не сможет так выглядеть, если, конечно, вообще когда-нибудь так выглядела. Карелла надеялся, что одетая как проститутка с Айнсли-авеню Френки не будет способствовать успеху Эддисона в этом деле. Очень надеялся.

— Можете вы сказать нам, — спросил Эддисон, — в какое время вы и мистер Ассанти были в прихожей вашей квартиры?

— Это было где-то между без четверти девять и двадцатью минутами десятого.

— Что вы делали в этот период времени, вы помните?

— Да, — ответила Френки.

— Расскажите нам, — попросил Эддисон и сделал широкий жест рукой в сторону присяжных, приглашая их слушать очередное свидетельское показание. Девять присяжных, — трое белых, четверо черных и двое испанцев, — вне зависимости от расы, вероисповедания и цвета кожи строили ей глазки. Три женщины, тоже присяжные, внимательно ее рассматривали, но Бог его знает, о чем они при этом думали.

— Мы обнимались, — ответила она.

— Под объятиями вы имеете в виду?.. Давайте по-другому. Френки, расскажите нам, что вы имеете в виду, когда говорите, что вы целовались?

— Ну, знаете. Целовались.

— Занимались ли вы еще чем-нибудь, кроме поцелуев?

— Да.

— Чем же вы занимались?

— Ну, возбуждали друг друга.

— Как вы это понимаете?

— Ну, вы сами знаете.

— Если это не раздражает вас, то не могли бы вы сказать точно, что вы понимаете под словом «возбуждение»?

— Я думаю, что это будет меня раздражать.

— В этом случае я снимаю свой вопрос. Как я понимаю, вы целовались и возбуждали друг друга в прихожей вашей квартиры в течение по меньшей мере сорока минут.

— Да.

— Что произошло потом?

— Мой отец позвал меня наверх, и мы расстались.

— Куда пошел мистер Ассанти?

— Домой.

— Как вы могли бы описать его состояние в тот момент?

— В какой момент?

— Когда он расстался с вами.

— Я думаю, что он был возбужден.

— Он сам свидетельствовал, что был полон мыслями о вас. Казался ли он возбужденным?

— Да, он казался очень возбужденным.

— Могли бы вы подобрать какое-либо другое слово, которое могло бы описать его состояние?

— Взволнован, выведен из равновесия?

— Чем выведен из равновесия?

— Ну, тем, что я не позволила ему… ну… вы понимаете.

— Итак, когда вы с ним расстались, он был возбужден, взволнован и выведен из равновесия.

— Я бы сказала, что он находился как раз в таком состоянии.

— Вы видели его после этого в тот вечер?

— Да, видела.

— Когда?

— Он вернулся десять минут спустя.

— Вернулся к вашему дому?

— Да.

— Он был все еще возбужденным, когда вернулся?

— Даже еще больше.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, он был, вы понимаете, он не говорил, а как-то лепетал…

— Лепетал.

— Да.

— В таком нервном состоянии он говорил вам, что видел двух мужчин, выходивших из «Эй энд Эль Бейкери»?

— Нет. Он только сказал, что видел какого-то парня с пистолетом.

— Именно так и сказал?

— Да. Какой-то парень с пистолетом.

— Благодарю вас, у меня нет больше вопросов.

Лоуэлл медленно поднялся, кивнул, подошел к свидетельскому стенду и снова кивнул. Френки сняла ногу с ноги, а затем снова вернулась в ту же позу. Лоуэлл продолжал кивать.

— Мисс Франчески, — сказал он, — я не ошибаюсь, говоря, что в июле прошлого года вам было всего пятнадцать лет?

— Почти шестнадцать, — возразила она.

— Не важно, во всяком случае, вам еще не было шестнадцати лет.

— Мне исполнилось шестнадцать лет в ноябре.