Николай Леонов - Бросок кобры

Орлов тяжело поднялся, опустив лобастую голову, пошел к дверям, остановился и тихо сказал:

– Не думал, что доживу... А почему, спрашивается, в милиции должен быть порядок, когда преступники укрываются в Думе? А господа законодатели прилюдно дерутся, таскают женщин за волосы? Мой отец, человек далеко не дворянского происхождения, таких на порог дома не пускал.

Когда Орлов вышел и прикрыл за собой дверь, Крячко смачно выругался.

– А мой отец матерился только по пьянке, потом два дня неприкаянный ходил. Что же мы, от поколения к поколению все хуже и хуже?

– Так не бывает, Станислав. Иначе давно бы вновь на деревья залезли либо вымерли, как мамонты. Просто сегодня в России зигзаг не в ту сторону. Если у тебя мать слепая или пьет, ты же ее на другую не поменяешь? – Гуров встал, одернул пиджак, даже поправил галстук. – Убежден, что Дуров тебя не узнал.

– Ему не до того было. Он в мою сторону и глянуть не успел.

– Теперь ты убедился в связи бывшего опера с бывшим полковником?

– Ничуть. Ты замкнулся на Пашке по личной злобе. Ясно, бывший мент кого-то представляет. Может, Пашу Усова, а может, своего официального хозяина. Гай Борис Петрович фигура очень колоритная.

– Согласен. Но в Проточном дело ставил оперативник и человек, знающий полковника Гурова.

– Ты знаменитый. – Крячко вырвал из настольного календаря листок, начал мастерить кораблик. – А может, они все как-то повязаны. Загадал я им загадку, головы сломают, не разберутся. Хотя, – он хитро взглянул на Гурова, – ты знаешь, Дуров парень непростой, хитрый, он может не сказать, что его отход прикрыли. Зачем, спрашивается, делиться славой? Скажешь, начнут допытываться: кто, как да почему? Хлопотно. А так, я все самолично! Герой!

– И откуда у тебя такие мысли?

– Система Станиславского. – Крячко постучал пальцем по голове. – Я себя на его месте представил и понял: а на хрена козе баян?

– Молодец. А ты не представил, что твои очень даже здравые предположения в корне меняют ситуацию? Не знаю, какого ума твой Дуров, но начальник у него точно умен. Кроме милиции, прикрыть бывшего опера было некому. Этот меховщик, или кто он там на самом деле, может подумать, что заявились люди предусмотрительные. А сам Дуров и его шеф отлично знают, что никакого прикрытия не было.

– Как ты раскладываешь, Дуров недолго меня будет высчитывать, – сказал Крячко. – Во время короткой беседы мы отлично поняли друг друга. А если он понял, что стрелял во дворе опер, значит, мент “вел” Дурова от казино, значит, лавочку надо закрывать.

– Или расширять, – возразил Гуров.

Кисти рук и лицо Дурова были забинтованы, кое-где через бинты проступала кровь. Он спал в двухместном номере скромного подмосковного пансионата. Павел Петрович Усов расположился в кресле у окна, держал на коленях открытую книгу, смотрел на освещенные заходящим солнцем деревья, гадая о том, есть ли на земле человек, который смог бы назвать все оттенки красок осенней листвы? От темно-зеленого до темно-красного, от ржаво-рыжего до лимонно-желтого. “Нет, из меня уж точно художник не получится”, – решил Усов и включил стоявший рядом торшер.

Дуров спал, лежа навзничь, широко открыв рот, похрапывал. Спал он крепко, потому как вместо снотворного принял две бутылки коньяку.

Вчера после полудня Усов начал нервничать, ждал звонка. Договорились, если переговоры пройдут успешно, то Дуров позвонит, после двух гудков положит трубку, и через тридцать минут они встретятся на Новом Арбате, там, где раньше был ресторан “Арбат”. Если дело осложнится, то опер позвонит, скажет, где его подобрать в машину. Если вдруг он окажется под контролем, то обратится к Усову по имени.

Дуров позвонил около часа, когда, выждав пять звонков. Усов снял трубку, то услышал:

– Я в своей машине у Триумфальной арки, нужны йод и бинты.

Когда Усов приехал, то увидел, что Дуров плох, потерял много крови. Все порезы были ерундовые, но на правой руке перехватило вену, пришлось, ехать в больницу. Врачам объяснили, что человек мыл окно, упал со стремянки, картина была достаточно ясная. Милицию вызывать не стали.

Врач наложил швы, сделали переливание крови, предложили госпитализировать, но отпустили домой с видимым облегчением.

Машину Усова забросили в резиденцию, затем поехали в пансионат, где у бывшего полковника работал завхозом знакомый мент-отставник. Мент, он и в отставке – мент. Приятель легенду о стремянке даже слушать не стал, сказал, что места есть и в сезон, а сейчас – тем более. Чтобы не привлекать к себе внимания, взяли обычный номер на двоих.

Дуров открыл бутылку коньяку, выпил стакан, следом второй и, не успев опьянеть, спросил:

– Как осуществляется твой план, господин полковник?

– Ты расскажи, разберемся, – осторожно ответил Усов. – Что произошло, как ты получил эти порезы?

– Они требовали твою шкуру. – Дуров откинулся в кресле, ждал, когда коньяк прибудет по назначению. Но алкоголь не мог победить нервную встряску, которую пережил Дуров, я он находился во взвешенном состоянии, уже не трезвый, еще не хмельной. – Они собрались вывезти меня за город, допросить с пристрастием. Полковник, ты видел такие трупы?

– И ты молчал? Ты сильный и умный мужик, Артем, но не считай меня идиотом. – Усов тоже глотнул коньяка. – Бизнесмен, а Сабирин точно бизнесмен, не должен был пойти на такие фокусы.

Дуров вылил из бутылки оставшийся коньяк, плеснул в лицо Усова.

– В следующий раз сам поедешь, будешь на собственной шкуре проверять свои теоретические выводы.

– Ты прав. – Усов пошел в ванную, умылся, снова сел в кресло. – Я бы не вырвался, подписал что угодно. Расскажи, как удалось уйти тебе?

– Хотели надеть наручники, я ударил стулом и выбросился в окно. Кабинет на первом этаже.

– И окна без решеток?

Дуров долго не отвечал, сплюнул кроваво-коньячную слюну, открыл вторую бутылку, выпил.

– Я жив и на свободе. Хочу спать, опосля расскажу о решетках, о том, какие мы с тобой мудаки.

Он начинал пьянеть, не знал, заснет или нет, но был уверен, разговор следует отложить. Понял полковник состояние опера или нет, но возразить было нечего. Усов разобрал кровать, помог товарищу раздеться и лечь, задернул шторы, зажег торшер, вышел и запер дверь.

Пансионат пустовал. Усов пошутил с администратором о вреде алкоголя, вот приятель разбил мордой витрину, сейчас лег спать, а ему, несчастному, необходимо созвониться с начальством, объяснить, что их пару дней не будет.

– Сегодня пятница. – Администратор выставил аппарат на перегородку, посмотрел на Усова, понял, что человеку хочется врать без свидетелей, и указал в глубину холла, где тоже имелся телефон.

– Пятница – это хорошо, – сказал Усов, хотя на самом деле лично для него наступление уик-энда было некстати. – У нас частный бизнес, дни недели не имеют значения.