Збигнев Сафьян - Грабители

Окольский стоял на пороге рядом с инспектором.

— Пан капитан, — почти прошептал он, — вы ведь не верите, что это сделал я? Не мог я ее убить… Зачем она должна была ждать нас в кабинете? Она там уже была… мертвая…

Между следователем и подозреваемым в какой-то момент возникает особая связь. Иногда они разыгрывают партию против себя самих, но бывает и так, что в определенных фрагментах поединка их усилия направляются к одной общей цели. Память преступника становится его собственным противником. Что Окольский увидел в кабинете? Чего он не может вспомнить? Перевернутый стул? Кто-то поднял его и поставил рядом с балконными дверями? Зачем? Кто? Пущак? Но тот, лично допрашиваемый майором, заявил, что стулья стояли так, как их увидела милиция.

— Я не верю ему, — сказал майор. — Не верю ни одному его слову…

Кортель молчал.

Майор имел повод для плохого настроения. Следствие после того, как был взят Окольский, словно бы топталось на месте. Прокурор уже допрашивал Пущака и установил, что существуют досадные пробелы в материалах, доставленных милицией. Решено было проверить, узнает ли ревнивая жена Пущака в Золотой Ане ту девушку, с которой ее муж ездил на Зубковскую. Привели несколько девушек, сотрудниц милиции, и Золотую Аню. Янина Пущак осматривала их всех молча, ходила вдоль шеренги девушек в мини, ставила их спиной, разглядывала в профиль. Больше всего времени у нее отняла Золотая Аня… На вопрос: «Которая из них?» — отвечала: «Никто. Нет, ту я узнала бы наверняка, — сказала Янина. — У нее тоже были золотистые волосы, но другая походка и кривые ноги. Уверена — кривые ноги».

Майор отпустил ее домой, уже едва владел собой. Он смотрел на Кортеля так, будто инспектор один был ответствен за затянувшееся следствие. А может, и на самом деле был?

— Я принял твою версию, — сказал майор. — Ничего не подтвердилось. Нет ни одного доказательства против Пущака.

— Я никогда не утверждал, что именно Пущак был на Валу Медзешинском.

— А кто же тогда?

— Узнаю, — заявил Кортель, — скоро узнаю…

Шеф нехотя пожал плечами.

— Становишься таинственным? Предупреждаю, что у нас мало времени. Что ты затеваешь?

— Я хочу привести Окольского на виллу Ладыней. Может, там, на месте, вспомнит…

— Если, конечно, существует что-то такое, что он должен припомнить… Дальше?

— Допрошу Рыдзевского и жену Ладыня.

— Ты давно должен был это сделать, — с упреком бросил майор.

Кортель встал, полагая, что разговор окончен.

— Нет, нет, подожди, — сказал майор, он выглядел несколько озабоченным. — Ты разговаривал с Видавской?

— Нет. — Кортель встал посреди комнаты; солнце клонилось к заходу, и косые лучи его ударили инспектору в глаза.

— Я хотел сообщить тебе о решении прокурора. Он не применит санкцию; если следствие не подтвердит ничего сверх того, что уже установлено, ее дело, вероятнее всего, будет прекращено. Ты знаешь, что в июле объявляют амнистию?

— Знаю. Спасибо. — Он направился к дверям.

— Ты собираешься встречаться с ней? — спросил майор.

— Да. — Кортель встал на пороге. — И если она захочет, то станет моей женой.

Майор подошел к креслу, он был удивлен.

— Ты все взвесил?

— Да.

— Я думаю, что тебя ожидает еще не один разговор на эту тему.

— Знаю.

А действительно ли он все взвесил? И думал ли он серьезно об этом? Кортель вернулся к себе домой, когда уже стемнело. Он выпил кофе. Открыл окно. В комнату потянуло туманом и выхлопными газами. Внизу автомобили включили фары… Он подумал, что хорошо было бы уехать из Варшавы, например, к морю… Или поехать в Старгард и еще раз побеседовать с магистром Вальдемаром Репкой. Он снял трубку и набрал номер.

— Бася?

— Да, — услышал он. — Это ты? Зачем звонишь?

— Я хочу тебя видеть.

— Правда? Долго раздумывал, долго… Ты считаешь, что я заслужила такое доверие?

— Я хочу тебя видеть, — повторил он.

— Я еще не знаю, есть ли у меня желание встретиться с тобой, — ответила она. — Если когда-нибудь захочешь прийти сказать, что я права, приходи. — И повесила трубку.

На следующий день шел дождь. Воздух был прохладный и резкий. Кортель широко открыл окно своего кабинета и посмотрел на часы. Скоро должен прийти Рыдзевский. Времени для разговора с ним было мало: Кортель предупредил жену Ладыня, что придет к ней на виллу.

Он собирался начать день с посещения виллы рано утром, перед выходом на работу, но ему позвонил Беганьский.

— Посылаю за тобой машину, приезжай. Шефу твоему я уже позвонил, — радостно сообщил он.

Наверное, что-то произошло важное, если Беганьский официально пригласил его в Главную комендатуру.

Беганьский сидел у себя в кабинете, большой, добродушный, в расстегнутом мундире.

— У меня для тебя опять кое-что интересное, — загадочно сказал он. — А вообще, старина, ты плохо выглядишь. Не нравишься ты мне.

— Трудно.

— Ты слишком впечатлительный, да и ведешь себя так, словно ты один на свете. Даже поболтать не забежишь.

— Ты можешь мне помочь?

— Может, и могу. Кого теперь подозреваешь в убийстве на Каневской?

— Не прикидывайся дураком.

— Смотри, старина, не влипни в какую-нибудь историю… Не забудь, что Ладынь и Рыдзевский известные специалисты.

— Это меня не касается.

— Ясно. — Беганьский улыбнулся. — Ты знаешь, ко мне постоянно возвращается дело про те экспрессы… Вроде милицейского ваньки-встаньки. Сплошные гипотезы и странные показания. Нашелся некто третий, кто опознал того типа.

— Кто же?

— Ты слышал о Езеке Часовом Мастере?

— Конечно, слышал. Да ведь ему под семьдесят!

— Да. Так вот, он клялся, что завязал, а два дня назад его снова накрыла районка в Радоме. Взлом в ювелирном и кража часов. Профессиональная работа. Но кто-то засыпал его. Он говорит, что у него не было выхода: наличные деньги все кончились, а остаток жизни он может провести и в тюрьме, потому что на спокойную старость никогда не рассчитывал.

И пошел рассказывать, как это он всегда делает. Байки разные, анекдоты… Иногда немного правды… И между прочим сказал, что узнал того человека, зарезанного поездом, — узнал его по фотографии в газете. Мне об этом доложили, и я поехал допросить его. «Пан майор, — сказал он, — я знаком с ним уже три года, клянусь богом. Весной он всегда приезжал в Варшаву, говорил, что должен увидеть пчел в Ботаническом саду. Такой был поэт! Приглашал меня всегда пообедать и любил слушать, как я рассказываю, у него всегда были оригинальные планы… Говорил, что, приезжая в Варшаву, он делает один налет, и этого ему хватает на все двенадцать месяцев… В этом году он приехал раньше обычного, я даже удивился. Он планировал налет в районе Жолибожа». И ты знаешь, где? — спросил Беганьский.