Эд Макбейн - Там, где дым

– Какая связь между ним и Натали?

– По информации об условно освобожденных они живут вместе.

– Как датировано последнее донесение?

– Обожди секунду. – Последовала долгая пауза. – 15 августа.

– Его адрес есть?

– Да. И это не Оберлин-Кресент.

– А что это?

– Маккензи, 8212. Получается так, что жила она в одном месте, а спала в другом.

– Ты уже говорил с Каррадерсом?

– О'Нил должен поспеть туда как раз в эту минуту.

– Маккензи, 8212. Это в Хаммерлоке, верно?

– Да, это там.

– Каррадерс – черный?

– Да.

– Что еще тебе известно о нем?

– Ему тридцать три, рост шесть футов два дюйма, вес сто девяносто. Глаза карие, волосы черные, на правом запястье ножевой шрам, других отличительных знаков, татуировок – нет.

– А то ограбление? Оно было самым тяжким из его «послужного списка»?

– Как посмотреть. Когда ему было семнадцать, один торговец наркотиками продал ему туфту. Он погнался за торговцем на машине и задавил насмерть. Его обвинили в убийстве второй степени. Затем снизили до простого убийства первой степени, что, как ты знаешь, по определению включает случайное убийство... Затем снова снизили до «преступной небрежности за рулем». Он был приговорен к пяти годам, отсидел два с половиной.

– Он ни на чем не попадался после освобождения?

– Одно предупреждение от наблюдающего за ним полицейского.

– За что?

– Полицейскому был анонимный звонок от одного парня, который сказал, что Каррадерс присутствовал на каком-то собрании, где все носили маски. Наблюдающий полицейский предупредил Каррадерса, что подобные сборища являются нарушением раздела 710. Ты знаешь этот раздел?

– Да.

– Пустопорожний раздел. Во всяком случае, Каррадерс утверждал, что он ни на каком таком сборище не присутствовал. Вот такая история.

– А что это было за сборище?

– Оно не могло быть каким-нибудь разрешенным законом маскарадом или модным балом, потому что раздел запрещает посещать такие.

– Оно могло быть черной мессой?

– Что ты имеешь в виду? Цветных в церкви?

– Нет. Шабаш ведьм.

– Ах, Дымок... Я очень устал... Всю ночь на ногах. Мне не до шуток.

– Ладно, – сказал я. – Большое спасибо, Дэйв.

– На здоровье, – ответил он и повесил трубку. Вдруг я почувствовал, что измотан. Я положил трубку, вышел из кабинета и направился в спальню. Мария спала, ее длинные светлые волосы разметались по подушке. Я разделся, натянул цижаму и вполз в постель рядом с ней.

– Дымок? – сонно спросила она.

– Да.

– Хорошо, – сказала она и прижалась ко мне.

Комната была освещена солнцем; наконец наступило утро вторника. На подушке Марии я нашел записку:

«Любимый Дымок!

У меня в десять прослушивание. И еще я не хочу, чтобы Лизетт знала, что мы с тобой спим вместе. Я не знаю, нужна ли тебе сегодня машина, – но все равно мне неизвестно, где ты ее поставил. Возьму такси. Позвонишь мне попозже? На автоответчике будет сообщение для тебя. Привет. Береги себя.

Мария.

P.S. Эдгара По я накормила».

Я посмотрел на часы. Было двадцать минут второго. Я не собирался так долго спать. Накинув халат (по какой-то необъяснимой причине мне не нравится разговаривать с людьми по телефону, когда на мне только пижама), я пошел в кабинет и набрал номер двенадцатого участка. Дежурный сержант сказал, что Горовиц отбыл домой. Тогда я попросил соединить меня с Куперой.

– Добрый день, Бенни, – приветствовал меня Купера. Голос его звучал очень официально и даже резковато.

– Купера, – сказал я, – извини, что побеспокоил, но Дэйв Горовиц ожидал отчета из лаборатории...

– Лежит у меня на столе, – сообщил Купера. – Бенни, у меня наверху в помещении для инструктажа находится один очень несчастный полицейский, и, хотя я люблю тебя как брат, по долгу службы я должен держать сбитую команду детективов, работающую как единый механизм. Ты понимаешь меня?

– О чем тревожится О'Нил, будь он неладен?

– Я скажу тебе, о чем он тревожится. Если хочешь. Прошлой ночью он отправился в квартиру Натали Флетчер, а ты там уже побывал. Он разговаривал с комендантом, а ты уже поговорил с ним. Комендант назвал ему имя матери, утром О'Нил отправился к ней – и оказывается, что ты уже был у нее посреди ночи. И мало того, оттуда ты поехал разговаривать с особой по имени Сузанна Мартин. Кто такая Сузанна Мартин, Бенни? О'Нил отправился к этому зданию на Девяносто шестой улице, но не смог найти никого с таким именем.

– Скажи ему, чтобы не отчаивался. Пусть продолжает поиски. Он пробивной.

– Он хороший полицейский. Мне жаль, что он расстроился.

– А что в отчете из лаборатории?

– Никаких комментариев.

– А что известно про микроавтобус «Фольксваген»? Есть что-нибудь новое?

– Бенни, больше ты от меня ничего не узнаешь, – сказал Купера и повесил трубку.

Некоторое время я сидел за столом, размышляя. Отчет из лаборатории определенно содержал какие-то позитивные результаты. В противном случае на мой вопрос Кулера ответил бы просто: «К сожалению, ничего не нашли. Никаких отпечатков». Я решил позвонить прямо в лабораторию. Номер я знал наизусть, мне слишком часто приходилось набирать его за годы службы в полиции. Взявший трубку дежурный пожелал узнать, кто я и зачем хочу поговорить с детективом-лейтенантом Амброзиано. Я назвался и сказал, что звоню по личному делу. Он ответил, что линия лейтенанта занята и надо подождать. Я принялся ждать. В кухне во все горло клекотал ворон.

Майкл Дж. Амброзиано возглавлял лабораторию полиции, которая находилась в комплексе зданий на Вашингтон-Плаза; одним из них было новое здание штаб-квартиры полиции. Лаборатория занимала весь девятый этаж и часть десятого в высоченной тридцатичетырехэтажной башне. Внешне эта башня казалась сделанной исключительно из стекла. Признаться, такое количество окон весьма необычно для здания, в котором располагаются полицейские всех мастей и рангов. Обыкновенно в любом полицейском участке окна забраны толстыми проволочными сетками: обожатели полиции частенько бросают в окна камни и «вонючие» ракеты. Однако на окнах штаб-квартиры нет никаких защитных сеток. А в ней, кроме лаборатории, расположился отдел установления личности, отдел конфискованного имущества (из которого в прошлом году похитили изъятого героина на миллион долларов – чем меньше вспоминать, тем лучше), офисы членов полицейской комиссии, главного инспектора, начальников патрульной службы, детективов, личного состава, а также отдел кадров, офис отношений с сотрудниками и еще офис пресс-атташе и по связям с общественностью.

Майк Амброзиано, полицейский и ученый одновременно, был человеком и опытным, и понимающим – в ту пору, когда я служил, он оказывал мне помощь так много раз, что и сосчитать невозможно. Ему было сорок шесть, у него были светлые, с легкой сединой, волосы и острые голубые глаза, безошибочно находившие как именную пометку на грязной рубашке, так и признаки яда в кофейной чашке. Не один год мы работали бок о бок, и я предполагал, что могу попросить его о любезности. Я ошибался.