Эд Макбейн - Там, где дым

– Ну, твои догадки? – спросил его Купера.

– Я думаю, кто-то облил кресло водителя и самого шофера бензином, – сказал О'Нил. – Или какой-нибудь летучей жидкостью. Микроавтобус столкнули с кручи. Он взорвался, когда ударился о валуны внизу. Бензобак взорвался позже.

– Бенни? – спросил Купера.

– Думаю, он прав.

– Знаете, что еще меня беспокоит? – сказал О'Нил. – Если преступник хотел добиться взрыва, откуда у него была такая уверенность? Даже если он закрыл все окна, откуда он знал, что испарения в замкнутом пространстве взорвутся?

– Может, он просто бросил внутрь спичку, а потом спихнул вниз автомобиль? – предположил Купера.

– Да, но тогда был бы пожар, а не взрыв. Я видел машины, которые переворачивались по десять раз и не взрывались. – О'Нил покачал головой. – Как бы он ни проделал это, сделано очень искусно. Это не несчастный случай. Кто-то убил Вайли. – Он был очень доволен своей логикой. Итак, он нашел ответы на вопросы «когда», «где», «кто» и «что», содержащиеся в кодовом слове NEOTWY. Он был лишь отчасти уверен в ответе на вопрос «как». Но заинтригован он был тем же самым, чем и я. Откуда уверенность во взрыве?

– По-моему, за рулем был не Вайли, – сказал я.

Ни О'Нил, ни Купера не выразили особого удивления. До сей минуты высказанная мною мысль не приходила им в голову. Но они не стали насмешливо ухмыляться, обмениваться издевательскими улыбками или перемигиваться. Хотя в микроавтобусе и было достаточно всевозможных подтверждений личности погибшего, оба знали, что покойник пострадал от огня до неузнаваемости. Поэтому они готовы были выслушать меня.

– Вы может взять зубную карточку Хиллера? – спросил я.

– Хиллера? – удивился Купера.

– Его труп Вайли стибрил прошлой ночью, – объяснил О'Нил. Он помолчал. – Да, его зубная карточка. Да. – Он покачал головой. – С ума сойдешь, пока догадаешься, зачем кому-то понадобился чужой труп.

Купера соображал медленнее. Когда наконец до него дошло, он сказал:

– А, теперь я понял. – Он тоже покачал головой. – Будь я неладен!

О'Нил вдруг вспомнил о чем-то.

– Боже, – сказал он. – Ведь огонь не разрушил его зубы, а?

– Нет, – подтвердил я. – Медэксперт говорит, что они в порядке.

– Хорошо, – словно с облегчением сказал О'Нил. По зубам устанавливается личность. Так же, как по опечаткам пальцев. Оставалось только взять зубную карточку Хиллера и сравнить с ней зубы обгорелого покойника. Таким путем он не узнает, где находится настоящий Артур Вайли. Но, по крайней мере будет знать, что убийца бродит где-то. – Надо продолжать дело, – сказал он. – Смок, – он, поколебавшись, неуклюже протянул руку, – спасибо.

Когда мы стали подниматься вверх к дороге, лицо О'Нила светилось от радости. Бессмысленно рассказывать ему, как угнетен был я. Некоторые вещи служащим департамента полиции понять не дано.

Если я правильно просчитал, Артур и Натали запланировали еще кое-что сделать, прежде чем уехать из города навсегда. Я знал, что и знал, где. Я не знал только – где именно. Поэтому я снова пошел в квартиру.

Я посадил Генри на хвост Натали в час тридцать дня, а сейчас уже десять тридцать вечера, а от него нет никаких вестей. Конечно, он мог звонить мне через некоторое время после того, как ушла Лизетт. Возможно также, что он взял след Натали после ее встречи в два часа с Сузанной Мартин и не звонил, боясь потерять ее. Были и другие вероятности... Артур и Натали, считай, уже сидели в мешке. Но мало ли что?

Предположим, Натали не пошла на встречу с Сузанной в два часа? Или, предположим, Генри стал следить за ней, когда она выходила из дома на Девяносто шестой улице, а потом потерял ее? Или допустим даже, что Натали с Артуром не запланировали пойти туда, куда – согласно моему предположению – они должны были явиться в полночь? Будет ли это означать, что они улетят за горизонт, лишенные прошлого (по крайней мере, его прошлого), свободные от Хелен Вайли, от преследования полиции, свободные от всего, кроме собственной совести?

Никаких шансов.

Я знал, кем они планировали стать. Поэтому я был до известной степени уверен, что они примут участие в полуночной мессе, которую Натали наметила в своем календаре. Месса была назначена в их честь. Месса должна была освятить некий обряд. Хотя она не накладывала легальных обязательств, но Натали, видимо, настояла на ней: мужчина, совершающий убийство, чтобы покончить с прошлым, согласится на что угодно.

Рано или поздно, но они получат свое.

Сегодня ночью, или через три недели, или через три месяца, или через три года к ним в дверь постучат. За дверью будут люди из полиции, они вежливо объяснят, что явились в связи с обвинением по делу об убийстве Питера Грира, а также по более мелкому делу о краже и поджоге трупа Джона Хиллера. Это ошибка, скажет мужчина. Никакой я вам не Артур Вайли. Я готов показать вам всякие бумаги, из которых ясно, что...

Нет, Артур, ничего не получится.

Просто проходи тихонечко следом за полицейскими: у нас в штате нет смертной казни за убийство.

Я угрюмо сидел на кухне и ждал звонка. В квартире было необыкновенно тихо; даже птица приумолкла. Я вспомнил, что целый день не разговаривал с Марией, но побоялся звонить ей, чтобы не занимать линию.

– Ты проголодался? – спросил я ворона.

Птица промолчала.

– Эдгар По! – сказал я. – Ты голоден?

Ворон пискнул. Он не каркнул, не крикнул, не заклекотал. Он пискнул. Я пошел к буфету, вынул консервную банку с тунцом, открыл и положил ему в клетку пару ложек. В целом он был красивой птицей. Черные перья – гладенькие и блестящие, глаза – умные, настороженные, и аппетит, конечно, отменный.

– Славная птичка, – сказал я.

Вдруг я вспомнил кое-что.

– Извини, – бросил я птице и пошел в спальню. Я не стал копаться в ящиках комода. В верхнем лежали только платки, белье и носки. В среднем хранились свитера, пуловеры и кофты на пуговицах – все голубые или синие – моего любимого цвета, поэтому они не годились. В нижнем ящике были рубашки: белые, голубые, бежевые и одна розовая (подарок Марии). Я открыл дверцу шкафа. У меня была черная спортивная куртка, но я заплатил за нее портному триста пятьдесят долларов, и поэтому не хотел разрезать ее на куски. На деревянной вешалке висел черный плащ. Я купил его, когда служил в ВМФ. Последний раз я надевал его в 1942 году, когда сделал себе на руке татуировку «Пегги». Я не стал трогать плащ, прошел через квартиру в холл и открыл дверцу шкафа в холле. Плащ напомнил мне о дожде, а дождь о зонтике. Хотя мать всю жизнь запрещала мне открывать зонт в доме, я сейчас же раскрыл его. Он бьи черным – отлично! Но достаточно ли он велик? Я оттащил его в кухню, взял большие ножницы из ящика под мойкой и принялся за работу.