Хеннинг Манкелль - Неугомонный

Я помню то, что хочу забыть, и забываю то, что не мешало бы помнить, подумал он. Что-то в моем образе жизни глубоко ошибочно. Справедливо ли это для всех, он не знал. О чем были сны Линды? Что снилось Мартинссону? Как выглядели сны его деловитого шефа, Леннарта Маттсона?

Он выпил еще пива, немножко захмелел и наполнил ванну. А когда вылез из воды и снова оделся, на душе полегчало.

Через два часа Джордж Толбот вернулся. Они расположились на балконе, который теперь был в тени, и начали разговор.

Именно тогда Валландер обратил внимание на камешек, лежавший на балконном столе. Знакомый камешек, безусловно знакомый.

Один вопрос преследовал Валландера все то время, что он провел с Джорджем Толботом. Заметил ли Толбот, что он обратил внимание на камешек? Или не заметил? На другой день, по дороге домой, он по-прежнему пребывал в сомнениях. Однако успел понять, что Джордж Толбот человек зоркий. Он все примечает, думал Валландер. Мозги у него в полном порядке, работают как компьютер. Порой он кажется безразличным и чуть ли не ленивым, но не стоит заблуждаться и считать это отсутствием внимания.

Уверен он был только в одном: камешек, исчезнувший со стола Хокана фон Энке, лежал теперь на балконном столе у Джорджа Толбота. Или же это точная его копия.

Мысль о копии вызывал и сам этот человек. Еще возле мотеля Валландеру показалось, что Джордж Толбот кого-то ему напоминает, что у него есть двойник. Не обязательно из числа его знакомых. Скорее из тех, кого он видел, но не помнил ни где, ни кто это был.

Только вечером, когда они собрались пойти поужинать, Валландер нашел ответ: Толбот походил на киноактера Хамфри Богарта. Хотя и ростом выше, и без сигареты, вечно приклеенной в уголке рта. Причем сходство было не только внешнее, в голосе тоже слышалось что-то знакомое по фильмам «Сокровища Сьерра-Мадре» и «Африканская королева». Интересно, сам Толбот отдает себе в этом отчет? — спросил он себя и ответил: да. Джордж Толбот, по всей видимости, всегда и во всем отдавал себе отчет.

Прежде чем они расположились на балконе, Джордж Толбот продемонстрировал, что припрятал в рукаве нежданные сюрпризы. Он отворил до сих пор закрытую дверь одной из комнат — там оказался огромный аквариум с яркими рыбками, целые косяки красных и синих рыбок, бесшумно скользившие за толстым стеклом. Емкости с водой и пластиковые шланги заполняли все помещение. Но больше всего Валландера поразило, что на дне аквариума располагались хитроумные туннели, по которым кружили электропоезда. Совершенно прозрачные туннели, стекло за стеклом. И совершенно герметичные. Поезда совершали свое круженье, а рыбки словно и не замечали этой железнодорожной линии на своем искусно воссозданном морском дне.

— Туннель — почти точная копия того, что соединяет Дувр и Кале, — сказал Толбот. — Когда строил свою модель, я использовал оригинальные чертежи и кой-какие элементы конструкции.

Валландер внезапно подумал о Хокане фон Энке и его кораблике в бутылке там, в далеком охотничьем домике. Есть какое-то сродство, помимо их дружбы. Но в чем оно заключается, я сказать не могу.

— Мне нравится работать руками, — продолжил Толбот. — Работать только головой человеку не очень-то полезно. С тобой так же?

— Едва ли могу утверждать. Мой отец хорошо работал руками. Но мне это не передалось.

— Чем занимался твой отец?

— Изготовлял картины.

— Значит, он был художник? Почему ты говоришь «изготовлял»?

— Мой отец был несколько чудаковат, — сказал Валландер. — Собственно, он всю жизнь писал один-единственный сюжет. Говорить тут особо не о чем.

Толбот сообразил, что Валландеру не хочется обсуждать эту тему, и продолжать расспросы не стал. Оба наблюдали за неспешными движениями рыбок и за поездами, катавшимися по туннелям. Валландер углядел, что встречались они не в одном и том же месте. Имелся некоторый сдвиг, поначалу едва заметный. Еще он увидел, что на определенном участке поезда шли по одному пути. Поколебавшись, спросил, действительно ли обстоит именно так. Толбот кивнул.

— А ты наблюдательный, — сказал он. — Так оно и есть. Я встроил в систему маленькую задержку.

С полки на стене он снял песочные часы, которых Валландер, войдя в комнату, не заметил.

— В них песок из Западной Африки, — сказал Толбот. — Точнее, с пляжей островов маленького архипелага, расположенного у берегов Гвинеи-Бисау, страны, мало кому известной даже по названию. Один давний английский адмирал решил, что тамошний песок лучше всего годится для песочных часов, какими в ту пору измеряли время на английском флоте. Если я переверну часы и одновременно запущу поезда, ты увидишь, что один поезд догонит другой ровно за пятьдесят девять минут. Иногда я так делаю, для проверки, что песок в часах не бежит медленнее и что трансформатор сохранил свои характеристики.

Ребенком Валландер мечтал о собственной модели железной дороги. Но у отца не было средств на подобную покупку. Мысль о таких вот поездах, какие он видел перед собой сейчас, по сей день оставалась чем-то вроде недостижимой мечты.

Они расположились на балконе. Послеполуденные часы летнего дня, жара. Толбот принес воду со льдом и стаканы. Валландер счел, что совершенно ничто не мешает ему перейти прямо к делу. Первый вопрос сложился сам собой:

— О чем ты подумал, когда узнал, что Луиза пропала?

Ясные глаза Толбота все время смотрели на Валландера.

— Пожалуй, я не очень удивился, — ответил он.

— Почему?

Толбот пожал плечами.

— Не стану повторять и без того тебе известное. Всё более невыносимые подозрения Хокана — пожалуй, теперь можно говорить об уверенности, — что он женат на изменнице родины. Так это называется? Мой шведский не всегда вполне безупречен?

— Все верно, — сказал Валландер. — Занимаясь шпионажем, человек зачастую является изменником родины. Если это не шпионаж более специфического характера, промышленный.

— Хокан ушел из дома, потому что не выдержал, — продолжал Толбот. — Спрятался, потому что ему требовалось время подумать. Когда пропала Луиза, он по большому счету уже пришел к решению. Намеревался передать улики, которыми располагал, военной разведке. По всей форме. Он не собирался выгораживать себя и свою репутацию. Понимал, конечно, что Хансу тоже достанется. Но ничего поделать не мог. В конце концов это вопрос чести. Когда Луиза исчезла, он потерял дар речи. Страх увеличился. После нескольких наших телефонных разговоров я встревожился. Казалось, им овладела мания преследования. Исчезновение Луизы он объяснял только одним: каким-то образом она прочла его мысли. Боялся, что она узнает, где он. А если не она, то ее работодатели из русской разведки. Хокан не сомневался, что Луиза была и осталась для них чрезвычайно важной фигурой и они, не раздумывая, убьют его, лишь бы сохранить ее. Пусть даже она теперь слишком стара, чтобы продолжать активно заниматься шпионажем, важно то, что ее не раскрыли. Русские, разумеется, не желают, чтобы выяснилось, чт о им известно. Или неизвестно.