Андрей Иванов - Новое слово в живописи

— Запишите хотя бы адрес,— равнодушно сказал продавец.

— Спасибо,— Белый записал адрес Мокеева на обратной стороне его портрета: Лиговский, сорок четыре, квартира пятнадцать.

Выйдя из галереи, Белый сел в свой белый «Москвич» и поехал на Лиговку. Он пока еще не представлял себе, что будет делать. Машинально доехав до Литовского, Белый поехал вдоль домов, читая их номера. Сорок четвертый дом находился недалеко от Московского вокзала. Это было мощное серое здание, имеющее глубокий двор. В народе его называли «Перцов дом» в память о прежнем владельце. «Москвич» Белого заехал во двор.

Белый заглушил мотор, вышел из машины. Он прошелся вдоль парадных, нашел ту, где находилась пятнадцатая квартира. Пока у него еще не было никакого плана. Он просто стоял и смотрел на черную свежевыкрашенную дверь парадной.

На Литовском, возле Московского вокзала, как всегда в это время, была длинная автомобильная пробка. Белый выехал из двора Перцова дома и влился в поток машин. Минут пятнадцать он стоял в пробке и наконец, миновав ее, оказался на площади и поехал домой.

Дома Белый, не мешкая, вошел в комнату и снял телефонную трубку. Он позвонил в справочное. Дозвониться удалось не сразу, но Белый терпеливо ждал, слушая автоответчик. Наконец на том конце провода ответили.

— Восемьдесят вторая, справочное слушает,— услышал Белый.

— Могу я узнать телефон по адресу? — спросил Белый.

— Можете, но эта услуга платная.

— Хорошо.

— Переключаю на платную службу.

Девушка переключила связь на платную службу. Когда Белому вновь ответили, он попросил узнать телефон квартиры Мокеева. Через некоторое время ему назвали номер, который он тут же записал. Затем Белый выкурил сигарету, мысленно формулируя то, что он хотел сказать покупателю Васильевских картин. Выйдя на улицу, Белый дошел до ближайшего таксофона, вынул карточку, вставил ее в автомат и набрал номер. Ответом были длинные гудки. Белый долго держал в руке трубку, затем вздохнул и повесил трубку на рычаг.

В это время капитан Ларин, оставленный нами в читальном зале Публичной библиотеки, успел пролистать больше половины «Альманахов современной живописи». Ничего интересного для себя он там не нашел. Ему уже начало казаться, что он зря тратит время. Только подчиняясь чувству самодисциплины, Ларин решил все же дойти до конца. И терпение его было вознаграждено. В одном из журналов он увидел небольшую заметку «Успех русского художника на аукционе в Нью-Йорке». Ларин несколько раз подряд перечитал ее. Сделав это, капитан сложил альманахи в стопку и задумался.

Час спустя капитан появился в отделении милиции. Он зашел в кабинет, в котором сидел майор Соловец. Тот разбирал бумаги на столе. Перед ним стояла чашка чая.

— Ну, как твое последнее убийство? — спросил Соловец, отхлебнув чай.

Ларин сел за стол рядом с Соловцом.

— Был сейчас в Публичке,— сказал он,— посмотрел подшивки художественных журналов за последний год и наткнулся на любопытную статью. Месяц назад две картины Васильева были проданы на аукционе в Нью-Йорке за пятьдесят тысяч долларов.

Соловец выпятил нижнюю губу.

— Интересно...— сказал он.

Отложив в сторону бумаги, майор встал и прошелся по кабинету.

— Значит, эти двое решили по дешевке скупить Васильевские картины, пока никто не пронюхал об их реальной цене? — Соловец посмотрел на Ларина.

— Выходит, что так.

— Хорошо бы взглянуть на эти картины.

— На картины взглянуть не удастся. Но я поговорил с Васильевской дочкой. У нее остались слайды. Через пятнадцать минут она подойдет в двадцатый кабинет, там есть слайдпроектор...

Четверть часа спустя в двадцатом кабинете собралась вся оперативная бригада. Там были старшие лейтенанты Вячеслав Волков, Анатолий Дукалис и майор Соловец. Ларин встретил дочь Васильева Лену у входа в отделение. Она принесла несколько небольших коробок со слайдами.

Дукалис зашторил окна, Волков потушил свет. На экране одна за другой стали возникать картины Васильева. Пейзажи, церкви, монастыри... Лена комментировала то, что появлялось на экране.

— Это одна из первых папиных работ... Это он написал за несколько лет до смерти... А это уже последние папины картины...

На последних работах Васильева были виды Печорского монастыря. Ларину показалось, что это самые пронзительные работы художника. Небо над монастырем было окрашено в удивительные цвета. Стены, казалось, парили в воздухе...

Пока оперативники рассматривали слайды с картинами Васильева, Виктор Белый снова пытался дозвониться до Мокеева. Он уже несколько раз в течении дня набирал его номер, но безрезультатно. В перерывах между попытками дозвониться, Белый прогуливался по улицам. Днем значительно потеплело, мягкие хлопья снега опускались на тротуар. Завернув за угол, Белый увидел очередной уличный таксофон. Он был метрах в тридцати, рядом со входом в небольшое полуподвальное кафе. Белый решил сначала зайти туда и пропустить рюмку коньяка. Он спустился внутрь. В кафе было безлюдно. Сонная буфетчица налила Белому коньяк и положила на блюдце дольку лимона. Белый опрокинул рюмку и откусил мякоть лимона. Это взбодрило его. Он вышел на улицу, подошел к таксофону, вставил в него карточку и набрал номер Мокеева.

За несколько минут до этого Мокеев вместе со Старовым вошли в квартиру в Перцовом доме. Мокеев прошел в комнату, поставил на стол пару бутылок пива. Затем он направился на кухню искать открывашку. Найти там что-нибудь было непросто. Раковина была заставлена немытой посудой. Наконец открывашка нашлась. В этот момент в комнате зазвонил телефон. Мокеев быстро прошел в комнату, держа в руках открывашку. Он взял трубку.

— Слушаю вас,— сказал Мокеев.

— Могу я поговорить с Димой? — услышал он на том конце провода.

— Да, это я.

— У меня к вам деловое предложение.

— Да, да.

— Я знаю, что вы убили Тамару Васильеву.

Рука Мокеева с открывашкой, тянувшаяся к бутылке, повисла в воздухе. Он бросил открывашку на стол и взглянул на телефонный аппарат. Мокеев знал, что в его телефоне есть функция «Запись текущего разговора», хотя никогда раньше не пользовался ей.

— Простите, не расслышал, — медленно сказал Мокеев.

Он внимательно рассмотрел аппарат, нашел нужную кнопку и нажал ее.

— Что вы говорите? — спросил Мокеев.

Белого ничуть не смутила возникшая пауза. Он продолжал, как ни в чем не бывало.

— Я говорю,— сказал Белый,— что знаю о том, что вы с напарником убили Тамару Васильеву. Но готов молчать. И молчание мое будет стоить двадцать тысяч долларов.

— Неожиданное предложение,— холодно проговорил Мокеев,— надо подумать.

— Подумайте до завтрашнего дня. Я позвоню в это же время.