Фридрих Незнанский - Африканский след

— Что ж, — уныло констатировал Филя тот факт, что вытянул пустышку, — большое спасибо, вы нам очень помогли…

Покинув кафе, затем, отойдя от него на приличное расстояние, он связался по мобильному с Головановым.

— У меня пока пусто, — хмуро доложился Агеев, не вдаваясь в подробности. — Что у тебя и остальных?..

— Пока то же самое, — буркнул Сева. — Демидыч завтра переключается на соседние дома, мы продолжаем прочесывать лесопарк… Ты пока возле банкомата покрутись, того, что возле кафе… К вечеру еще раз по дорожкам прогуляйся… Что, совсем ничего?

— Ничего существенного.

— Что ты имеешь в виду?

— Да так, ерунда, вечером расскажу. Не горит, поверь!

— Ну смотри… — с сомнением протянул Голованов.

— Ладно, мне еще машину со стоянки надо взять, не голышом же возле этого банкомата караулить?.. К тому же в кафе меня видели… Пока, до вечера! Если что, я на связи…

Сева хотел спросить Агеева, с какой стати его понесло в кафе, но тот уже отключился, а перезванивать Голованов не стал. Сидя в довольно глухой части парка на скамейке с газетой в руках, он как раз заприметил в конце аллеи какого-то объявившегося там типа. И прежде чем всмотреться в него получше, с грустью подумал о том, что на самом деле ему по сравнению с покойным Денисом, для того чтобы руководить расследованием или, допустим, «Глорией», не хватает вовсе не знаний и навыков, а обыкновенного авторитета в глазах ребят… Ведь столько лет работали на равных, плечом к плечу, что действительно почти невозможно воспринимать своего товарища в качестве шефа… Печально, но факт!..

…— И не надейся, что я тебя буду и дальше покрывать! — Глаза Ани, устремленные на Настю, ощущавшую себя в этот момент преступницей, пылали неподдельной яростью. Казалось, еще минута — и она кинется на нее с кулаками.

— Дяди Юры всего два дня как нет, а ты… ты… И сок ты сегодня не выпила!..

— Ты тоже… — тихо пискнула Настя. И едва не зажмурилась от страха.

— Мне можно! А тебе — нет!

— Почему?

— Потому, что ты дура, а я — нет, ты… Ты настоящая предательница!.. Как ты вообще посмела с этим типом заговорить?..

— Он сам… Я не предательница! — Настя внезапно возмутилась и одновременно расхрабрилась. — А дяде Юре я и без тебя скажу!

— И что же ты ему скажешь? — прищурилась Аня.

— Что он ошибся, бабуля на самом деле жива, и значит… Значит, никакие врата мне не нужны!..

Вот. Главное было сказано. И Настя почему-то тут же перестала бояться онемевшую от бешенства Аню. Хотя знала, что такие, как она, и отколошматить могут, если что… У них в классе училось несколько интернатских и двое детдомовских девчонок. Такие же грудастые, крепкие и злые… Их никто не цеплял, а когда те сами к кому-нибудь цеплялись, что происходило довольно часто, отвязаться от них было невозможно: все равно изобьют, по причине или без причины… Настю они не трогали только потому, что она была сиротой…

— Ты, маленькая сучка… — прошипела наконец Аня. — Да если бы не он, ты б и по сей день в психушке гнила!.. Скажешь, нет?! Только посмей его предать, только посмей!..

И Настя снова, на этот раз куда сильнее, испугалась. Кажется, только сейчас и поняв, что Аня не шутит. И дядя Юра тоже не шутит… И значит… Значит, что же, ей не только завтра, но уже вообще никогда в жизни не уехать домой, не увидеть бабулю?..

— Хватит на меня таращиться, вставай — и за уборку! — рявкнула Аня. — Он может вернуться в любой момент, а у нас тут грязища!.. Вставай, паршивка!

Девочка поспешно вскочила на ноги и с тоской огляделась:

— Тут всегда грязища…

— Бери тряпку и начинай с того угла! Вначале пыль, потом пол… И немедленно выпей сок!..

Настя поежилась и покорно потянулась к стакану с соком, стоявшему на ее тумбочке. Рядом с ним стоял еще один — пустой, выпитый вчера. Дядя Юра оставил им всего на два дня. А это означало, что сегодня он вернется… Точно вернется, и Анька ему настукает… И что тогда будет?..

Она допила оранжевую, немного горьковатую жидкость под пристальным взглядом Ани, после чего, поднявшись со своего топчанчика, уныло потащилась в противоположный угол, где под пыльным брезентом стояли штук десять, наверное, абсолютно одинаковых бюстов Ленина. Рядом, прямо на полу, стоял еще один такой же — из белого гипса, который все время осыпался, и от этого вокруг него мыть пол было трудно, оставались белесые разводы. Оттереть их на старых, посеревших досках можно было только специальной щеточкой из проволоки, которую Аня и швырнула ей вслед.

Сама она взяла на себя самую ответственную, но и самую легкую часть работы — бога Мбунду… Легко сдвинув с места огромную стремянку, она подтащила его к громадной черной статуе и, бесстрашно взобравшись на самый верх, начала с неожиданной для такой злой девчонки нежностью протирать физиономию идола…

«Может, он сегодня не вернется?.. — с робкой надеждой подумала Настя. — Тогда завтра я отсюда просто сбегу…» Она покосилась на молча и сосредоточенно трудившуюся Аню и содрогнулась: прямо над головой бога Мбунду сидел на сером потолке, до которого было еще, наверное, не меньше двух метров, огромный черный паук.

Ирина Генриховна Турецкая крепко сжала губы и процедила голосом, не предвещавшим ничего хорошего:

— Пришли — сразу двое!..

Александр Борисович, отметив, что глаза жены, как это всегда бывало, если Ирина злилась, сделались из синих зелеными, словно крыжовник, поспешно возразил:

— Ну и что, что двое? Ведь визит-то все равно один — как мы и уговаривались!..

Со стороны его супруги это была о-о-очень большая уступка — впускать к нему посетителей один раз в два дня. Сейчас она явно сожалела и об уступке, и о том, что не догадалась выставить дополнительное условие — не более одного посетителя за один визит… А поскольку не догадалась, делать нечего, пришлось впускать, самой при этом покинув палату с максимально суровым, неприступным видом.

— У вас ровно пятнадцать минут! — сухо бросила Ирина Генриховна уже на ходу. И Валерий Померанцев с Володей Поремским, одновременно кивнув, словно китайские болванчики, дружно рванули к заветной двери.

Если вымученный вид Турецкого, сидевшего среди подушек, и произвел на них тяжелое впечатление, то ни один из них этого никак не проявил.

Зато возгласов радости, едва не оглушивших уже успевшего привыкнуть к больничной тишине Сан Борисыча, хватило бы и на четверых.

— Тихо, тихо, господа, — улыбнулся он, с радостным волнением вглядываясь в оживленные лица коллег. — Доступ к телу получен, если вы не поняли, на весьма ограниченное количество минут… Нет, Валера, присаживаться на тумбочку нельзя, во-первых, хлипкая и развалится, во-вторых, если увидит Ирина… Садись на кровать, коли уж Поремский оказался расторопнее и стул занял. Ну?