Фридрих Незнанский - Африканский след

— Что — ну? Это мы хотели спросить… — начал Володя, но Турецкий его поспешно перебил:

— Если кто-нибудь из вас заикнется о моем, с позволения сказать, здоровье, сам выгоню… К этому могу добавить, что на следующей неделе, если буду себя хорошо вести, обещали предоставить кресло на колесиках…

И, поскольку оба «важняка» тут же подавленно умолкли, усмехнулся:

— Ладно-ладно, пошутил я… Личный транспорт мне, конечно, предоставят, но и на своих двоих я тоже постараюсь заново научиться двигаться… Так что давайте к делу: поскольку Костя Меркулов по телефону что-то темнит, вопрос номер один: что с расследованием по взрыву?

Валерий с Володей переглянулись, Поремский слегка кивнул, давая тем самым карт-бланш Померанцеву, который и заговорил в точности таким голосом, каким обычно докладывал Александру Борисовичу о проделанной работе во время их совместных расследований.

— На первый взгляд, Сан Борисыч, вроде бы все идет в нормальном темпе: вышли на мужика из Минздрава, который этого психа психиатра рекомендовал на временное замещение штатных врачей. Но дало нам это, прямо скажем, маловато…

— Почему?

— Потому, что на этом типе — чиновнике — ниточка снова оборвалась, — вступил в разговор Поремский. — Так что Константин Дмитриевич, скорее, не темнит, а просто рассказывать пока особо нечего. А тут еще Колокатов под ногами путается, похоже, и его тоже достал.

— Да, я слышал, что его взяли в оперативно-следственную группу, — поморщился Турецкий. — Жаль… Если бы мне удалось поговорить с Костей по телефону, вряд ли бы он остановился на его кандидатуре, даже временно.

— Точно! Пустое место, а не помощник… Они там, в их управлении, только бездельничать и халявничать умеют профессионально!..

— Погоди… — прервал Поремского Валерий, пристально смотревший на Турецкого. — Сан Борисыч, вы хотели что-то сказать, по-моему…

— Пожалуй… В общем-то, если Дима виновен исключительно в бездеятельности, это, конечно, плохо, но пережить можно…

Александр Борисович помолчал, о чем-то размышляя, потом все-таки мотнул головой:

— Нет, ребятушки, пока об этом говорить рано… Бездоказательные подозрения могут так и не обрасти доказательствами, а если их озвучить и человек окажется невиновным, в девяти случаях из десяти пятна на мундире ему не миновать.

— Сан Борисыч, — обиженно произнес Поремский, — с каких это пор вы нам перестали доверять?..

— Вы тут, Володя, ни при чем, — мягко улыбнулся Турецкий. — Мне самому это будет в дальнейшем мешать… Вот погодите, встану на ноги, тогда и поговорим. — Он подкинул на ладони черного божка, на что сразу же обратили внимание оба следователя.

— Ну хоть намекните, что ли… — присоединился к товарищу Валерий. — Это связано с делом о взрыве?

— Нет, конечно! Совсем с другим… Не ной, Валера, бесполезно.

— Я знаю, с каким делом это связано! — заявил неожиданно Поремский. — С тем, которое вы накануне… Ну накануне этой истории, а может, и задень, просматривали… Я еще удивился, когда нашел его у вас в сейфе… Теперь понятно!..

— А почему мне не сказал? И какое это дело? — развернулся к Володе Померанцев.

— По убийству депутата трехлетней давности, а следом и журналиста… Верно?..

Несмотря на то что оба они уставились на Александра Борисовича вспыхнувшими от нетерпения глазами, тот остался непреклонен.

— Все! — произнес Турецкий своим прежним голосом, с интонациями руководителя оперативно-следственной группы. — Разговор, друга мои, окончен, и продолжения эта тема иметь не будет!

— И очень вовремя! — раздался сердитый голос за спинами посетителей, заставивший обоих «важняков» вздрогнуть. — Я имею в виду, — уточнила Ирина Генриховна, — разговор окончен очень вовремя. Пятнадцать минут истекли и…

Померанцев с Поремским вновь одновременно, как по команде, поднялись со своих мест и одинаково тяжело вздохнули.

Александр Борисович подмигнул им по очереди и развел руками:

— Видали, в каких условиях влачу свое жалкое существование?.. Подкаблучник поневоле.

— Что-о-о? — Глаза Ирины Генриховны округлились и снова начали зеленеть с угрожающей скоростью.

— Спасибо, мы пошли! — автоматически вырвалось у Померанцева, а Поремский вспомнил наконец про пакет с фруктами и соками, который все это время почему-то прижимал к себе.

— Вот, Ирина Генриховна, — пролепетал он, — тут…

— Благодарю, я сама разберусь, что тут, — пробормотала она, продолжая уничтожающе смотреть на мужа. — Вам действительно пора!

И, дождавшись, когда оба «важняка», поспешно распрощавшись, уберутся восвояси, совсем другим голосом, не в меру ласковым, попросила:

— А теперь, дорогой, повтори, пожалуйста, еще раз то, что только что сказал! Что-то я не совсем поняла относительно подкаблучника?

Но на мужа почему-то никакого впечатления ее эскапада не произвела. Он явно думал о чем-то своем, поскольку, взяв с тумбочки экзотический тотем, начал вертеть в пальцах, уставившись на жену отсутствующим взором.

— Шурик! — Ирина нахмурилась. — Ты меня, по-моему, не слышишь даже… И оставь наконец этого урода в покое, что за привычка у тебя появилась в последнее время — постоянно теребить эту гадость!

— А?.. — Некоторое время Турецкий продолжал смотреть на Ирину Генриховну молча, прежде чем вернуться к реальности. — А-а-а, вот ты о чем… Это, Иришка, не привычка: как только вспомню, где я сего красавца мог раньше видеть, можешь хоть на помойку его выкидывать.

— Это что, так важно? — Она пожала плечами.

— Нутром чую, что важно… — вздохнул Александр Борисович. — А вспомнить не могу… У меня такое ощущение, что, если вспомню, следствие выберется из тупика, в котором застряло…

— А оно застряло? — нехотя поинтересовалась Ирина Генриховна. Турецкий вновь ничего не ответил, слегка пожав плечами и вопросительно уставившись на лежавший на ладони тотем.

— Не нравится мне твоя история, Филя. — Всеволод Михайлович Голованов покачал головой и пристально глянул на Агеева.

— Ты хочешь сказать, что, наоборот, нравится? — прищурился тот.

— Я хочу сказать, что не уверен в том, что это пустышка… Как думаете, ребята?

Он повернулся к Щербаку и Демидову, сидевшим рядом на диване с кислым выражением на физиономиях: третьи сутки прочеса лесопарковой зоны и ближайших домов не дали ровным счетом ничего.

Отозвался из двоих только Щербак.

— Думаю, все-таки за этой мастерской надо установить наружку, по крайней мере до тех пор, пока ее хозяин не объявится… Странный какой-то художник.

— Прежде всего, — кивнул Голованов, — я отродясь не слышал, чтобы в художественных школах вообще были практикантки. И при чем тут утренние пробежки?

— Так по парку, — возразил Филя, — по утрам как раз полно людей бегает… Правда, не на моем участке, уж больно он глухой…