Алексей Макеев - Король бьет даму

Решников, ни слова не говоря, достал из кармана ключ и освободил Никиту, который моментально принялся растирать затекшую руку, сжимать и разжимать пальцы. Гуров первым вышел из машины и открыл переднюю дверь, выпуская Никиту. Тот мгновенно выскользнул из машины Решникова, смерив того крайне недружелюбным взглядом. Взгляд начальника охраны был таким же.

Лев провел Маринова к своему автомобилю, потом препроводил задержанного мальчишку в камеру, а сам отправился к Амосову, предварительно созвонившись с Крячко.

От Станислава он узнал, что Амосов пытался добиться освобождения под залог, но Юрганов стал грудью и резко воспротивился такому повороту дела, посему Амосов продолжал уныло париться в КПЗ. Туда-то Гуров и проехал.

Вид у Амосова был совсем неважнецким. Постарел, осунулся и вовсе не производил впечатления уверенного в себе руководителя благотворительного фонда и директора крупной компании. Он лежал на скамье в мятой рубашке с закатанными рукавами, подложив руки под голову. Гуров поздоровался, и только при его появлении Николай Николаевич несколько оживился, сел и даже расправил рукава.

– Прошу прощения, – голос его звучал хрипло. – Выгляжу, наверное, не слишком…

– Сейчас это неважно, – прервал его Гуров, присаживаясь рядом. – У меня к вам ряд вопросов. Точнее, пока один. – Рука полковника скользнула в карман пиджака и извлекла оттуда медальон. Раскрыв его, Гуров предъявил медальон Амосову.

Тот несколько секунд молча взирал на вещицу, на глазах меняясь в лице, потом вскинул голову и резко спросил:

– Откуда это у вас?

– Кто эти люди, Николай Николаевич? – вопросом на вопрос ответил Гуров.

– Откуда вы это взяли? – еще резче проговорил Амосов.

– Неважно, кто именно передал его мне, но эту вещь первой обнаружила ваша дочь в ящике вашего письменного стола.

Амосов некоторое время переваривал услышанное, потом медленно произнес:

– Этого не может быть… Я всегда запираю стол на ключ. Неужели Дана… Ах ты боже мой! – Он обхватил голову руками и стал раскачиваться из стороны в сторону, совсем как тогда, когда сидел подле тела дочери в лесу.

– Так кто же это? – повторил Гуров.

– Вы точно знаете, что Дана видела это? – оторвал руки от лица Амосов.

– Стопроцентно, – заверил полковник.

– Боже мой, боже мой! – как заведенный, твердил Амосов.

– Слушайте, хватит вам причитать, словно бабка-плакальщица! – не выдержал Лев. – Сейчас о деле нужно думать! От этого, между прочим, и ваша судьба зависит напрямую!

Амосов не отвечал. Он вдруг принялся правой рукой растирать себе грудь. Гуров хмуро наблюдал за его действиями, сдерживая злость на то, что Амосов тянет время, занимаясь ерундой. Однако он не мог не заметить, как лицо Амосова буквально на глазах начинает приобретать какой-то серый оттенок, и в его взгляде мелькнула тревога.

Николай Николаевич с трудом поднялся со скамьи, попытался сделать несколько глубоких вдохов, потом вдруг резко замер, схватившись рукой за сердце, и стал клониться вперед…

Гуров успел выставить руки и подхватить его, однако тело обмякло в руках полковника, и Амосов безжизненно осел на каменный пол…

Через пару секунд, поняв, что Амосов жив и что с ним случился сердечный приступ, Лев бросился к двери, распахнул ее и громко крикнул:

– Врача немедленно!

Вскоре в камеру быстрой походкой прошествовал врач с чемоданчиком в руке. Бегло осмотрев Амосова, он достал шприц и ввел ему какое-то лекарство, а затем принялся делать кардиограмму. Николай Николаевич задышал ровнее, лицо его чуть порозовело, однако в себя он так и не пришел. Врач, приняв из кардиографа листок с косыми линиями, всмотрелся в него. По выражению его лица ничего нельзя было понять – эмоций оно не выражало, но Гурову и так было ясно, что дело обстоит не очень хорошо.

У двери топтался с ноги на ногу дежурный с автоматом. Он был совсем молодым и явно неопытным, и ситуация, вышедшая из-под контроля, его явно нервировала. Кажется, он уже жалел, что вообще пустил к Амосову Гурова, хотя отнюдь не обладал полномочиями препятствовать полковнику МВД.

– В больницу, немедленно! – вынес тем временем вердикт врач тоном, не терпящим возражений. После этого обратился к дежурному: – Носилки немедленно!

– А что, своими ногами он дойти не сможет?

– Нет! – бросил врач с таким металлом в голосе, что дежурный даже съежился. И добавил уже спокойнее: – У него обширный инфаркт.

После беседы с Альметьевым, Мариновым и Амосовым Гуров находился в полной растерянности – слишком много новой информации обрушилось на них с Крячко за последнее время, и полковник просто не знал, с чего начинать. Точнее, как продолжать расследование, в каком направлении. Он понимал, что нужно сосредоточиться и подумать, чтобы все уложилось в голове, четко структурировалось, чтобы правильно выбрать курс.

Больше всего его сейчас волновал вопрос: что стоит за убийством Даны и Виктора Амосовых – личные моменты или связь с благотворительным фондом «Надежда»? Увы, весы, на которые Гуров раскладывал аргументы, находились в равновесии. Невидимая стрелка застыла на середине.

По всему выходило, что от поездки в Волгоду не открутиться. Только там можно получить сведения о том, что за люди изображены на медальоне Амосова и какое имеют к нему отношение. Позвонив в больницу, Гуров выяснил, что состояние Николая Николаевича хуже некуда: он впал в кому, и врачи усердно борются за его жизнь. Можно было, конечно, обратиться с этим вопросом к Маргарите Анатольевне, но Гуров не считал это удачной идеей. Во-первых, она могла этого и не знать. А во-вторых, он интуитивно чувствовал, что более полную информацию получит от людей посторонних и незаинтересованных. Значит, не стоит ее тревожить, по крайней мере сейчас.

Понимал Гуров и то, что ехать в Вологду, скорее всего, придется самому. Здесь явно замешаны дела личные, даже интимные, и он, Гуров, справится с ними лучше, чем Крячко. Не говоря уже о младших полицейских чинах. И отправляться желательно немедленно. Не то чтобы прямо сейчас, но сегодня.

Полковник посмотрел на часы. Рабочий день близился к концу. Он оказался очень плотным и насыщенным. Гуров прикинул, что если сейчас сядет за руль и отправится в Вологду, то может не рассчитать свои силы и уснуть за рулем. Поэтому надо поехать домой и поспать хотя бы часа три. Тем более что никто его не задерживал: Юрганов почему-то отсутствовал в главке, а никому другому и в голову бы не пришло интересоваться, куда направляется полковник после окончания трудового дня.

Не было на месте и Станислава Крячко. Более того, его сотовый не отвечал.

«Где его носит? – с легким недовольством подумал Гуров, выходя из здания Главного управления МВД. – Наверное, просто втихаря слинял домой пораньше, и все дела!»