Эд Макбейн - Смерть по ходу пьесы

— Я что имею в виду, — сказала Мишель. — Предполагается, что действие происходит в нью-йоркском театральном районе — в Северном районе, Южном районе, или как там эта чертовщина называется. Тогда почему коп чуть не уписался от восторга, встретив человека, делающего «Закон и порядок»? И кто сказал, что «Закон и порядок» все еще будет идти к тому моменту, когда эта пьеса будет поставлена? Если она вообще будет поставлена. Всунули сюда это упоминание о телевизионном шоу, которое вообще то ли идет, то ли нет, и делаем из себя какое-то старье. Если честно, Джонни, я считаю, что эта пьеса — дохлый номер. Хочешь знать, что она из себя представляет? Это пьеса, которую Фредди стоило бы написать для телевидения, вот что она такое. Это не пьеса, а сценарий фильма серий на семь. Не пьеса, а — прошу прощения — кусок дерьма.

Джонни был склонен согласиться с Мишель.

— Я сыграю премьеру, — продолжала Мишель, преисполнившись праведного гнева, — а через две недели снова окажусь в варьете. Ну, может, на пару дней позже. Если ты вообще сумеешь добыть для меня новый ангажемент. Я имею в виду, Джон, — кому нужна эта актриса, кого волнует, выйдет ли она на сцену в день премьеры? Хочешь, я тебе еще кое-что скажу? Вторая пьеса — эта самая пьеса внутри пьесы, как бы ее там Фредди ни называл, и которую они там репетируют, — точно такой же дохлый номер. На самом деле, она даже еще хуже. Он получит двух «Тони» за худшую пьесу года: одного за свою, а второго за ту пьесу, что внутри пьесы. И как я должна вытаскивать обе эти вшивые пьесы, хотела бы я знать?

Джонни задумался, как бы им выбраться из этого прискорбного положения с наименьшими потерями.

— И еще, я считаю, тебе стоит знать, что Марк лапает меня за кулисами, — сказала Мишель.

Марк Риганти. Актер, играющий роль персонажа, именуемого Детективом, который едва не упал в обморок от радости, когда персонаж, именуемый Актрисой, сообщил, что это она делала передачу «Закон и порядок». Марка тоже нельзя назвать хорошим актером. Берем вшивую пьесу — две вшивые пьесы, если верить Мишель, — добавляем к этому вшивого актера и вшивую актрису в главных ролях и получаем — что? Правильно, неприятности. Впрочем, Джонни не мог обвинять Марка за то, что тот лапает Мишель, поскольку сам сейчас занимался тем же, только не за кулисами, а в постели.

— Я попрошу Моргенштерна поговорить с ним, — сказал он.

— А что толку? — возразила Мишель. — Он и сам начал, еще раньше.

Связанные с Мишель неприятности — помимо того, что она была посредственной актрисой, никогда не умевшей танцевать и в придачу потерявшей голос, — заключались в том, что в ее присутствии мужчины тотчас же начинали распускать руки. Женщины, если верить рассказам самой Мишель, тоже. Ну, по крайней мере, был один такой случай в Огайо. Неприятности проистекали из того, что у Мишель постоянно был крайне сексапильный вид. Людям — как мужчинам, так и женщинам, — как-то не верилось, что девица с такой внешностью может оказаться хорошей актрисой. Ну, да она ею и не являлась. С такой фигурой провал был гарантирован, разве что играть проституток и девиц легкого поведения. Впрочем, многих актрис, с которыми Джонни был знаком, а при случае и спал, это вполне бы устроило. Но щеголять своими телесами и при этом произносить реплики типа «Это благороднейшая в мире профессия» было как-то неуместно для пьесы, в которой необычайно талантливая девушка была по заслугам вознаграждена за мужество, упорство и верность своему делу и стала звездой.

То есть после того, как получила удар ножом.

Весь сюжет вертелся вокруг Актрисы, которую пырнул ножом какой-то псих. Кто такой этот псих, так и оставалось неясным, поскольку Фредди казалось, что раскрытие этой тайны сделает из пьесы дешевку. Фредди одолевали более возвышенные помыслы. Например, изучение ситуации, в которой некто жертвует всем ради искусства. Преданность Актрисы своему делу косвенно подчеркивалась даже названием пьесы, поскольку подразумевалось, что ее истинной любовью был театр, который она любила «всей душой», как выражалась она в своей достопамятной речи, самой нудной во всем «Прологе». В этой пьесе Фредди со вкусом размышлял о значении наималейшего творческого деяния как противоположности ничтожным мирским делам, вроде необходимости зарабатывать себе на хлеб или кормить семью. «Любовная история» была «пьесой идей», как Фредди не раз заявлял Кендаллу. Кендалл же, напротив, считал пьесу чересчур «детективной» и полагал, что она недостаточно «серьезна».

Похоже, ни один из них не понимал простейшей вещи, которую Джонни знал с того момента, как прочел первый детектив: в истории с убийством высокие рассуждения неуместны. Потому что, как только кого-то пырнут ножом, внимание публики тут же сосредоточивается на жертве и вас прежде всего начинает интересовать, кто это сделал.

А ведь это, пожалуй, недурная идея!

В смысле — привлечь внимание к жертве.

Поскольку она всегда была слегка под кайфом, в присутствии копов она чувствовала себя неуютно. Она знала, что сходить сюда нужно, но сам приход в полицейский участок был серьезным испытанием для ее нервов. Стоило ей увидеть большие зеленые шары с выписанными на боках цифрами 87, висевшие по обе стороны высокой деревянной входной двери, которые словно кричали: «Копы! Копы!», как ее тут же затрясло. И конечно же, у дверей, на верхней площадке лестницы стоял настоящий живой коп в синей форме и смотрел, как девушка поднимается по ступенькам. Он повернул бронзовую дверную ручку и распахнул перед посетительницей дверь. Она улыбнулась ему так, словно только что зарубила топором собственную мать.

Пройдя через дверь, она очутилась в большой шумной комнате с высокими потолками, в которой туда-сюда сновали одетые в форму копы. Справа от нее располагалась высокая деревянная конторка, а перед ней бронзовые перила высотой по грудь. На конторке красовалась табличка: «Все посетители должны сообщить о цели своего прихода». За конторкой сидели еще два копа. Один из них пил кофе из картонного стаканчика. Настенные часы показывали десять минут пятого. Дождь прекратился, но по-прежнему было чересчур свежо для апреля. Ей показалось, что в комнате еще холоднее, чем на улице, — то ли потому, что здесь не было окон, то ли потому, что было полно копов. Она шагнула к конторке, откашлялась и произнесла:

— Меня зовут Мишель Кассиди. Я хочу поговорить с детективом.

Клинг думал о том, бывала ли заместитель главного врача Шарин Эверард Кук в полицейской дежурке. Если вы проработали в восемьдесят седьмом участке достаточно долгое время, вам начинает казаться, что здесь побывал буквально каждый житель этого города и каждый совершенно точно знал, как эта дежурка выглядит, вплоть до царапин на стене. Но Клинг просто представить себе не мог, чтобы работа Шарин завела ее за пределы Солнечной системы, где, как ему иногда казалось, и располагался 87-й. Планета, на которой нет ничего, кроме самых примитивных форм жизни; безвоздушная, лишенная солнечного света пустота, в которой ничего никогда не меняется, все остается неизменным ныне, присно и во веки веков.