Хокан Нессер - Человек без собаки

— Я имею в виду вот что: Якоб Вильниус — редкая скотина. Зверь. Причем опасный зверь. Я прожила с ним восемь лет, так что знаю, о чем говорю.

— Хорошо провел время?

Марианн взяла его под руку и, привстав на цыпочки, поцеловала в щеку.

— Ой! Я теперь весь в помаде…

Она послюнявила палец и вытерла красно-лиловый след.

— Замечательно, а ты?

— Превосходно. А кто эта женщина в красном?

— Толком не знаю. Спросил, не родня ли она с одним знакомым. Она сидела напротив меня.

— О’кей. Сейчас танцуют молодые, потом ты должен пригласить соседку по столу. Все остальные танцы — мои. И даже не пытайся.

— Да мне бы и в голову такое не пришло — танцевать с кем-то еще! Кликс!

— Ты сказал «кликс»? Что это значит? Надумал что-нибудь важное?

— Сам не знаю, что бы это могло быть, — признался Барбаротти, обнял ее за талию и повел в зал.

— Привет, — сказал Кристофер Грундт. — Это Олле Римборг?

— Собственной персоной к вашим услугам.

— Что?!

— Да. Это я и есть. Олле Римборг.

— Э-э… хорошо, что я на вас попал. Меня зовут Кристофер Грундт, я звоню из Сундсваля. Это, значит, вы работаете в отеле «Чимлинге»?

— Да. Время от времени. А что вы хотите?

— Тут одна штука… хотя я не очень понимаю…

— Я слушаю.

— Значит, это я — Кристофер Грундт. Я был с семьей в Чимлинге у бабушки с дедушкой в прошлом декабре, и у нас… в общем, пропал мой брат. Хенрик. Дядя тоже пропал, но его нашли и я…

— Теперь я понял, кто ты! — прервал Олле Римборг с внезапным энтузиазмом. — Конечно! Я знаю всю историю! Дрочи… я имею в виду, твоего дядю нашли в августе. А ты, значит, брат…

— Хенрика Грундта. Он тоже исчез.

— А он не вернулся?

— Нет… до сих пор не вернулся.

— А ты не останавливался в отеле в августе? Когда были похороны? С родителями?

— Да.

— Я так и думал. В то время я как раз там работал. Мы, наверное, виделись.

— Может быть…

Короткая пауза.

— И что ты хотел?

Кристофер прокашлялся:

— Ну… бабушка что-то там говорила… я подумал, лучше я вас спрошу. Наверняка ничего важного, но в семье у нас сейчас… сами понимаете….

— Понимаю, — успел вставить Олле Римборг.

— В семье у нас… все равно надо узнать, как и что, даже если это означает, что…

— Что?

— Что Хенрика нет в живых.

— Я понимаю… Так что сказала твоя бабушка?

— Она вроде бы с вами разговаривала… и вы сказали, что кто-то вернулся ночью.

Кристофер услышал, как Олле Римборг глубоко вдохнул, а потом медленно, с растяжкой, выдохнул.

— Да, сказал. Теперь до меня дошло, в чем дело. Мы говорили с госпожой Германссон… они же остановились в отеле… и я сказал ей… да я и сам об этом думал.

— О чем?

— Это… ну ты сам понимаешь, народ тоже начинает думать, когда такое… Не каждый день. Я хочу сказать, не каждый день люди исчезают, да еще в Чимлинге… да еще при таких обстоятельствах.

— Я понимаю, — сказал Кристофер, с трудом сдерживая нетерпение, — но кто? Кто вернулся ночью? Честно говоря, я не очень-то понял, что там бабушка плела. Она, по-моему, наглоталась какой-то дури… Думаю, чепуха, но все-таки решил позвонить вам.

— Ее муж, — объяснил Олле Римборг непонятливому подростку. — Я имею в виду, муж Кристины Германссон. Они же жили в отеле… тогда, то есть в декабре. Мы с Кристиной учились в одном классе в гимназии. Старая знакомая, одноклассница, можно сказать… так, значит, она твоя тетка?

— Тетка.

— Ага, вот оно… вот я и думал… я даже бабушке твоей сказал… вернулся он среди ночи. Муж ее. Кристины то есть. Говорили, он уедет в Стокгольм вечером. Он и уехал. Часов в двенадцать ночи, наверное. Она-то там спала с ребенком. А он вернулся. Трех еще не было.

— Погодите-ка, — сказал Кристофер. — О какой ночи вы говорите?

— Когда твой брат исчез. Ясное дело, о какой же еще. Я за газетами слежу, еще как… некоторые не следят, а я слежу. А некоторые даже и не заглядывают. Дядя твой исчез с понедельника на вторник, а брат — на следующую ночь. Со вторника на среду, другими словами. Ну да… как раз рождественская неделя.

— Совершенно верно, — подтвердил Кристофер. У него бешено заколотилось сердце. Он лихорадочно пытался найти формулировку. — Значит, вы говорите, что Якоб… как его там… Якоб Вильниус уехал из отеля в двенадцать… то есть сразу после празднования… а потом вернулся в три? Я правильно понял?

— Правильно. Точка в точку.

— А что было потом?

— Потом?.. Потом они уехали. На следующее утро. И Кристина, и этот… как ты его назвал?

— Якоб Вильниус.

— Якоб Вильниус. И их малыш. Позавтракали в семь часов, только-только буфет открылся, и съехали без четверти восемь. По-моему, без четверти.

Снова короткая пауза, словно каждый ждал, что скажет собеседник.

— И? — спросил наконец Кристофер.

— И все. А что еще? Ничего вроде особенного, а я запомнил. Хотел Кристину спросить на похоронах, но она была так… она была в таком горе, что я не решился ее беспокоить. Мы, само собой, учились в одном классе, но друг друга почти не знали. Знаешь, как бывает — в одном классе, а, по-моему, так ни разу и не поговорили.

— Знаю, — сказал Кристофер.

— Так, значит, ты вот почему звонил…

— Да.

— Что ж… ничего особенного. Здесь, знаешь, не так много событий. У нас в Чимлинге. Ну, ты понимаешь, что я хочу сказать…

— Понимаю. Еще бы!

Кристофер поблагодарил и повесил трубку.

Я сказал «понимаю». А что я, собственно, понимаю? И есть ли тут вообще что-то, что надо понимать? Якоб Вильниус ночью вернулся в отель. Уехал, а потом вернулся. So what? Кристофер посмотрел на часы — без двадцати десять. Пора бежать в школу, если он не хочет пропустить еще и математику. Ну что ж, Хенрик, я твою просьбу выполнил.

Он почему-то ожидал, что Хенрик тут же появится у него в сознании и рассыплется в благодарностях.

Но Хенрик не появился.

— И кто она? — спросила Эва Бакман. — Уже хватит секретов, все равно не скроешь!

Гуннар Барбаротти посмотрел в сторону и откусил полморковки, стараясь выглядеть как можно более загадочно. Они сидели в «Кунгсгриллен», рукой подать до управления. Национальные шведские блюда. Такие полузабытые лакомства, как пюре из корнеплодов со свиными ножками, селедочные фрикадельки с коринкой, голубцы, щука с хреном и растопленным маслом. Сегодня у них в программе был истербанд с тушеным картофелем, свекла и салат из помидоров. Оба заказали одно и то же. Они заходили сюда не реже, чем дважды в неделю.

Гуннар Барбаротти знал, что Эве уже давно не терпится задать этот вопрос, он даже не понимал, почему она молчит: здесь, в «Кунгсгриллен», даже самые щекотливые вопросы казались не такими уж щекотливыми. Он отрезал кусок сосиски и сунул в рот.

— Марианн. Ее зовут Марианн.