Харри Нюкянен - Ариэль

То, как она раздобыла денег на эту парикмахерскую, стало легендой семьи.

Мама пошла в банк, где служил управляющим мой дядя Дэннис, и разложила перед ним смету на необходимую сумму. У дяди как раз должно было начаться важное совещание по финансовым вопросам, и он попытался выпроводить маму на улицу. Но она не отступила. Мама сказала, что вцепится в дверь, а если понадобится, то даже зубами, и будет висеть на ней до тех пор, пока дядя не пообещает дать деньги. Он давно был знаком с мамой и знал, что та исполнит угрозу. Когда мать обеими руками ухватилась за дверную коробку, нервы у дяди не выдержали и он пообещал дать необходимую сумму. Мама вежливо его поблагодарила, поцеловала в лоб и ушла.

Парикмахерская оказалась успешным делом, но для нас с Эли она стала источником многих мучений. Поскольку у мамы вначале не было денег, чтобы нанять помощника, брату и мне пришлось работать. Мы бегали по маминым поручениям, сметали остриженные волосы и иногда, когда случался аврал, даже мыли клиентам голову. Я это все ненавидел. В конце концов у меня начались приступы астмы от запаха лака и краски для волос, и врач запретил мне работать в парикмахерской. Эли под предлогом учебы прекратил эту работу еще раньше.

Было три часа ночи, я лежал в постели и думал о том, что же в моем подсознании вызвало сон про маму. Она умерла уже шестнадцать лет назад.

«Маньяк!»

Иногда мама в ярости хватала меня за волосы и осыпала страшными ругательствами на иврите и арабском. Она бросалась ими как заклинаниями, и я еще в течение пары недель чувствовал себя проклятым.

Я должен был признать, что то арабское ругательство в мое сознание вложила мама.

Арабское?

Одна мысль пришла мне в голову, и я вспомнил разговор со школьным приятелем, который состоялся несколько часов назад. Что он переспросил у меня, когда объяснял значение слова «маньяк»? «Маньяк, просто маньяк и больше ничего?»

Я решил сразу с утра перезвонить ему. Если мое подозрение окажется правильным, то это изменит все дело.

Я проснулся в половине шестого от телефонного звонка. После того как меня осенило среди ночи, я спал плохо, и прошло мгновение, прежде чем я смог по-настоящему проснуться. Кроме всего прочего, мне приснилось, что я играю в настольный теннис с главной красавицей израильской армии и у нее расстегнута до пупа рубашка. Когда зазвонил телефон, я выигрывал со счетом семь — три.

— Говорит комиссар Тойвола из полиции Ярвенпяя, морген.

Звонок не обрадовал меня, несмотря на то что языковые познания полицейских в Ярвенпяя, по-видимому, были на хорошем международном уровне.

— У вас объявлен в розыск зеленый пикап «Ситроен С5». Похоже, он нашелся.

— Где?

— В Кераве, в песчаной яме среди леса. Полностью сгорел. Я в данный момент тут, на месте происшествия. То, что осталось от машины, еще тлеет, можно было бы даже поджарить сосиски.

— А из чего вы заключаете, что это разыскиваемая нами машина? По номерному знаку?

— Нет, номера похищены в Кераве, но и это ведь о чем-то говорит? Машина цвета зеленый металлик, как и в вашем описании, во всяком случае, была, теперь сгорела до черноты. В багажнике местами сохранился исходный цвет. Номер двигателя и кузова еще не посмотрели, их сначала надо очистить от сажи. Но других зеленых пятых «ситроенов» в розыске нет.

— Что-то еще?

— За рулем покойник.

— Покойник?

— Да, вы правильно расслышали, сильно обгоревший труп мужчины. Его сейчас осматривают.

— Я подъеду меньше чем через час. Ничего не трогайте.

— Не тронем.

Я даже не принял душ, но все равно приехал на место лишь через час и семь минут, поскольку его было трудно найти. Тойвола отлично придумал выставить полицейский наряд у въезда на лесную дорогу, и ребята мне объяснили, как найти нужное место. Пока я ехал по лесной дороге, осенний сумрак стал рассеиваться. После покосившегося металлического ангара дорога повернула направо. Затем я с полкилометра проехал по мрачному ельнику, и неожиданно дорога закончилась песчаным карьером.

Машина стояла под обрывом таким образом, что была незаметна с дороги. На дне котлована оказалось небольшое озерцо, из которого торчали останки тележки из супермаркета. Подобные песчаные карьеры разбросаны по всей Финляндии-матушке, как будто какой-то невероятно аккуратный и неугомонный торговец продал в каждом уезде по одинаковой кучке песка.

Тойвола, развалясь, сидел в полицейской машине и потягивал кофе из картонного стаканчика. Возможно, утром заботливая жена снабдила его в дорогу термосом и бутербродами с ветчиной.

Мы поздоровались за руку. Добродушный, круглолицый, усатый, светловолосый. Темно-зеленое полупальто из толстой материи, из карманов и рукавов торчат коричневые кожаные перчатки немецкого образца. Фуражка тоже темно-коричневая, со вставками из кожи.

Не представься он, я не вспомнил бы его имени, но лицо было знакомо. Мы с Тойволой вместе слушали какой-то учебный курс. Как называлась дисциплина, я забыл, но оказалось, тему занятий помнил Тойвола.

— Мы вместе посещали курс по самооценке для офицерского состава.

— Точно.

Я не хотел показаться заносчивым, но был не в настроении предаваться воспоминаниям. Моя немногословность Тойволу не огорчила. Он был уже комиссаром и повидал всякого.

— Этот курс был, конечно, тратой денег налогоплательщиков. Мы в нашем возрасте учимся уже на своих ошибках. Одну и ту же ошибку я больше трех раз не повторяю, — сказал Тойвола и тронул меня за рукав.

Я проследил взглядом за его рукой, хотя и сам уже понял, куда идти. За двадцать метров чувствовалась раздражающая ноздри вонь горелой резины, пластмассы и дыма.

Машина была в плачевном состоянии. Пожар уничтожил все настолько основательно, что остатков родной краски не было видно. Обрывки шин свисали с колесных дисков. Стекла полопались, и капот искорежило жаром. Вода, которой тушили автомобиль, пропитала землю, и вокруг образовалось болото, в машине виднелись остатки пожарной пены. Одетый в комбинезон и резиновые сапоги на толстой подошве техник-криминалист ковырялся в багажнике.

Мы остановились у останков машины.

— Мужчина, по-видимому, был жив, когда автомобиль загорелся или его подожгли, — пояснил Тойвола.

Обгорелый труп съежился за рулевым колесом, как будто просто заснул во время езды. Я осмотрел лицо, там уже нечего было опознавать. Потрескавшаяся от жара кожа напоминала сгоревшую в костре сосиску. От автомобиля исходило тепло.

Я с неприязнью смотрел на труп, нарушивший мое четкое умопостроение. Я все время исходил из того, что арендованный «ситроен» найдется неподалеку от Линнунлаулу, то есть от того места, где его оставил погибший. У меня не было никаких объяснений, какого черта автомобиль делал почти в сорока километрах от Хельсинки среди леса и что это за обгоревший тип за рулем. Скорее всего, он тоже имел отношение к событиям в Линнунлаулу, а это означало, что трупов было в общей сложности уже пять — многовато даже для такого большого города, как Хельсинки.