Андрей Кивинов - Благие намерения

— Очень просто. Мой пистолет — мне и сидеть! Других вариантов нет.

— Как… сидеть? — Ирина пошатывалась.

— Хорошо сидеть! — взорвался Виригин. — В Нижнем Тагиле!

В Нижнем Тагиле раскинулась специальная здравница для осужденных сотрудников правоохранительных органов. Для своих, то есть. Условия получше. И отношения между людьми, говорят, тоже получше. Чуть-чуть. «Ну вот уже и робу полосатую примеряю», — подумал Виригин и тут же заметил, что жена, порывисто вздыхая, заваливается на пол…

Но зона есть зона…

Виригин еле успел ее подхватить и донести до дивана, потом бросился к телефону вызывать «скорую».

Так же, как и отцу часом раньше, ей казалось, что происходящее происходит не наяву. И даже не во сне, а вот, скорее, в книге, в фильме, в телесериале.

Не может такое происходить с ней, простой выпускницей обычного одиннадцатого «б» обычной школы Петроградской стороны!..

Она вдавила кнопку звонка.

Антон сразу открыл дверь. Словно ждал ее.

На нем были старые джинсы и клетчатая рубашка. В голубую и синюю клетку. Антон был босиком. Почему в такие минуты бросаются в глаза всякие ненужные мелочи?

— Ты? — удивился Антон. Или не удивился.

— К экзамену готовишься? — спросила Юля, отметив сарказм в собственном голосе.

— Я… Нет. Сдал сегодня…

— Сдал?! — крикнула Юля.

И со всей силы шмякнула Антона ладонью по щеке.

Как в кино.

Как в другой, настоящей, взрослой жизни.

«Скорая» приехала мгновенно.

Максим, наслышавшийся историй о том, что в последние годы врачи-спасатели являются на зов страждущих все неохотней, начал вызов с того, что представился майором милиции. Хотя скромный Виригин никогда не любил пользоваться в быту служебным положением. Но справедливо, наверное, говорят: какое время — такие песни. И потом: очень может быть, что он последние дни — майор милиции. И теперь очень и очень долго не сможет воспользоваться служебным положением… Ирине вкололи укол, погрузили на носилки, понесли к машине.

— Куда ее?

— В шестую больницу, коллега, — узнав, что муж Ирины — майор милиции, врач почему-то назвал его коллегой. Виригин спорить не стал.

— Можно, я с вами? — попросился Максим, хлопая себя по карманам: мобильник здесь, кошелек тоже… И сообразил, что не может ехать: надо Юльку искать.

— Сожалею, но нет, коллега, — отказал врач. — Да вы не волнуйтесь, ей уже ничего не грозит. Лучше завтра приезжайте.

В этот момент запиликал мобильник.

— Пап, я сейчас приду, — быстро сказала Юлька и отключилась.

Небо было голубое-голубое… ни единого облачка.

Юля плакала на груди у Антона. Прижималась к нему всем телом, обнимала его руками за плечи, за спину — крепко-крепко. Чувства, которые он сейчас испытывал, мало было назвать «противоречивыми». Они ведь даже ни разу не целовались. Он ощущал Юлю каждой своей клеткой, и душа, сразу рухнувшая в пятки, грузно ворочалась там, как потревоженный зимой в берлоге медведь.

Мысли о Юле путались с мыслями об убийстве, заглушали друг друга, а взгляд падал на письменный стол, заваленный учебниками и тетрадями, механически глотал какие-то формулы… И в результате в такой трагический и удивительный момент в голове вертелся холодный пустой сопромат.

— Ты как сдал-то? — спросила вдруг Юля.

— На четверку.

— И что? — беспокойно спросила Юля (вот женская логика! Нашла о чем тревожиться!). — Хватит для поступления?

— Должно хватить, если последний сдам на пять. Я отвечал-то сегодня… На двойку с минусом. Вообще не соображал. Круги перед глазами. Там два препода были в комиссии, которые меня по курсам подготовительным хорошо знают. И хотят, чтобы я поступил. А третий отошел как раз. Повезло. А эти спросили только, не наркоман ли я. Я сказал, что просто переволновался. Четверку поставили. Пожалели…

— Пожалели, значит… Антош, почему ты вчера мне не рассказал? — Юля шмыгнула носом и сменила тему.

— Испугался, Юль. Растерялся. Понимаешь… Я же первый раз…

— С почином. Зачем стрелял?

— Так вышло. Мы когда в комнату с ним зашли, я говорю — надо деньги вернуть. Он согласился.

— Прямо с ходу согласился? — недоверчиво переспросила Юля.

Удивительным образом, понимая все, что произошло, — что она, Антон и отец могут быть теперь арестованы, что мама может загреметь в больницу (Юля не знала, что это уже случилось) — каким-то далеким фрагментом души она испытывала… нет, не удовлетворение… но какое-то странное чувство уважения и благодарности к Антону.

Как же так можно? Он же человека убил, столько народу подставил…

И несмотря на все это Юле захотелось поцеловать своего незадачливого друга. Сдержалась. И отстранилась — с трудом выбралась из тесных объятий.

— А что, под дулом-то пистолета… Он такой вежливый… да, говорит, ваша взяла, и не только сила, но и правда на вашей стороне… В секретер полез. А потом вынимает оттуда пистолет — и в меня. Я тоже от неожиданности нажал. Он и упал. Смотрю, не шевелится…

— И ты сбежал…

— Да. Он тоже мне в грудь попал.

Антон расстегнул рубаху. На щуплой груди багровел огромный синяк.

— Наверно, резиновая пуля…

Юля осторожно потрогала синяк.

— Отца теперь посадят, Антоша…

— Да я все понимаю, — торопливо согласился Антон. — Пистолет его, значит, он и убил. Юль, я уже все решил. Ночью, и потом после экзамена еще думал… Не переживай, я пойду и признаюсь. Скажу, что сам у вас пистолет взял, без спроса.

— Ага, из сейфа. И кто в это поверит?

Антон притих. Задумался.

— Надо с отцом посоветоваться, — предложила Юля. — Ты сиди здесь тихо пока, ладно?..

Дома Юлю ждал сюрприз. Мамы нигде не было, зато на кухне сидели за столом отец и два его сослуживца. Бутылка коньяка, сыр нарезан неровными ломтями, кривые кружки копченой колбасы, хлеб — не нарезан, а наломан… Сразу видна мужская рука.

— А где мама? — спросила Юля вместо приветствия.

— В больнице твоя мама, — опережая Виригина, ответил Любимов. — Довели вы ее…

Они с Роговым прибыли к другу по своей инициативе. Выслушав неловкую брехню Макса про какого-то дурацкого соседа-инвалида (уж кто-кто, а Василий с Жорой знали Виригина вдоль и поперек), они сделали вид, что поверили, а потом предприняли стремительное служебное расследование. Семена — тоже ведь не хухры-мухры, а боевой товарищ — расколоть особого труда не составило. Он лишь сожалел, что не может, по семейным обстоятельствам, присоединиться к делегации. Затарились в ближайшей «Пятерочке» и двинули в гости — без звонка.

— Садись, Юлия Максимовна, — предложил Любимов.

Юля присела.

— В больнице?..

— Сердечный приступ. А ты думала — игрушки все? Выпьешь с нами? — спросил Любимов.

Юля посмотрела на отца. Виригин сидел мрачный, никак не реагировал.