Леонид Замятин - Эффект «домино»

Мой голос, видимо, соответствовал моему внутреннему состоянию. По крайней мере, в трубке послышалось обеспокоенное:

— Что-то случилось? Неприятности на работе?

— Убит Паша Чегин.

— Как… убит?

— В собственной квартире. Похороны послезавтра.

Пашку Чегина хоронили в дождь и порывистый ветер. Вроде бы был он в жизни спокойным человеком, а вот на тебе, разверзлись хляби небесные. Возможно, не до конца раскаялся Пашка в совершенных грехах и оставался для Всевышнего по-прежнему подручным убийцы, а не поддавшимся малодушию человеком, вот и не послал Он для последнего Пашкиного пути благодатной погоды.

Жанна постоянно находилась рядом со мной. Ее ладошка покоилась на сгибе моего локтя. Глаза опущены. Она явно старалась не смотреть в сторону гроба. Лишь однажды я оставил ее одну, когда прошел самые трудные в жизни метры, подставив плечо под самую тяжелую в мире ношу.

На кладбище дождик поутих, и даже выглянуло солнце. Прощание было недолгим. Все впечатления слились воедино: немногословная траурная речь, удары молотка по крышке гроба, три залпа в воздух из автоматов, истошный вопль Пашкиной жены и боль от впившихся в мою руку ноготочков Жанны.

Смерть Пашки Чегина тревожила мое сердце каждодневно, ежечасно. Именно мне приходилось осуществлять розыскные мероприятия по этому загадочному убийству. Вернее, не мне одному. У начальства мы проходили как оперативно-розыскная группа, куда, помимо меня, входили еще коллеги из управления и районного уголовного розыска. Результат наших совместных потуг равнялся нулю. Мы знали лишь точное время убийства и, кроме отпечатков пальцев Алешина на рукоятке ножа, в нашем распоряжении появились папиллярные узоры неизвестного человека, оставленные на бокале с недопитым пивом. Сравнение их с отпечатками пальцев, найденных тоже на бокале в квартире Макарова, не принесло ожидаемых результатов. Они принадлежали разным людям, что несколько подсекало версию о схожести почерка обоих убийств. В общем, уподобились скалолазу на отвесной гладкой стене, когда нет даже мельчайшей трещины или небольшого выступа, чтобы найти точку опоры. Так и мы почти наугад шарили в поисках улик и не находили их.

На предмет алиби были проверены все рецидивисты, все люди с криминальным прошлым, к которым Чегин имел хоть какое-то отношение по роду своей деятельности. Трассологи пытались идентифицировать следы, оставленные на бокале, с имеющимися у них в банке данных. Но все тщетно.

Однако версия о мести по-прежнему оставалась главенствующей, по крайней мере в моем сознании. Именно придерживаясь ее, а в большей степени от безысходности или в расчете на удачу я вызвал к себе повесткой жену одного из убитых экспедиторов. О ней я знал немного: имя, фамилия, адрес и место работы — одна из поликлиник города, где она значилась процедурной сестрой.

Мария Сладкова явилась в точно назначенное время. Она открыла дверь, молча вошла, так же молча положила передо мной повестку и опустилась на стул. Женщина была не лишена привлекательности. Лицо миловидное, с утонченными чертами, но открытый взгляд тяжел и проницателен.

— Вам уже, видимо, известно из газет, что были убиты двое сотрудников милиции.

— Известно, — кивнула она и дополнила: — Это те самые, что превратили моего мужа в разбойника и застрелили его.

— Пусть будет по-вашему, — не стал я возражать.

— Господь справедлив, и Он покарал их, — заявила она.

— Вот тут-то есть некоторые сомнения, что их покарал Господь.

Мне пришлось выдержать очередной тяжелый взгляд.

— Вы подозреваете меня? — проговорила она на удивление спокойно.

— Давайте скажем так, — пытался я несколько схитрить, — мы хотим вас исключить раз и навсегда из числа подозреваемых.

— Как мило с вашей стороны, — хмыкнула она. — И что же я должна для этого сделать?

— Видите ли, оба наших сотрудника свои предсмертные часы провели предположительно в компании с женщиной…

— Что вы хотите от меня? — перебила она, возвысив голос.

— Чтобы вы прошли дактилоскопирование, — не стал я крутить вокруг да около и замер в ожидании ее реакции.

— Хорошо, — спокойно проговорила она.

— И еще, — продолжил я, — вам необходимо пройти почерковедческую экспертизу.

— Как угодно.

Уравновешенное поведение женщины породило большие сомнения в успехе затеянного мною. Результаты дактилоскопии подтвердили мои худшие опасения: отпечатки пальцев не совпадали, а значит, в квартире Макарова и Чегина в их предсмертные часы были другие люди. Вопрос: кто они? — по-прежнему оставался открытым и казался неразрешимым.

Ничего не прояснила и почерковедческая экспертиза. Анонимку в прокуратуру писал кто-то другой. Разница в почерке была видна даже невооруженным глазом. И в этом направлении оказалось больше вопросов, чем ответов.

Но неприятности для меня на этом не закончились. Неожиданный оборот приняло дело об убийстве Марины Петруниной. Ассоциация предпринимателей через газету обвинила милицию в нежелании отыскать преступника. Реакция на заявление последовала незамедлительно: высшее начальство по инстанции потребовало не только отчета о проделанной работе, но и новых мероприятий по скорейшему изобличению убийцы. Крайним в этой цепочке оказался я. Пришлось посетовать на трудности, пообещать, хотя меня уже одолевало чувство, что это заковыристое дельце перейдет в разряд «глухарей», это, конечно, не делало мне чести, не говоря уже об уязвленном самолюбии профессионала. Но шансы отыскать убийцу Марины Петруниной с каждым днем таяли. Я было воспрянул духом, когда с помощью осведомителя и интуиции обнаружил существовавшую связь между ныне убиенными: предприимчивой женщиной и опером из районного уголовного розыска. Воспаленное воображение уже рисовало картину успеха. Однако доказать, что именно Макаров из корыстных побуждений задушил богатенькую любовницу, не удалось. Следов его присутствия в квартире женщины в день преступления не обнаружили, обыск же в его собственном жилье тоже ничего не дал. И осталось лишь предположение, которое уже не подтвердить ни той, ни другой стороне. Мертвые, в отличие от живых, умеют крепко хранить свои тайны. Так что и в этом деле мне приходилось топтаться на месте, а вернее, в надежде отыскать что-то новенькое обсасывать все те же идеи, как отжившему свой век и потерявшему всякое чутье псу старые кости.

Устроив себе перерыв в работе, я добежал до пельменной. Заказал сразу двойную порцию. Ел неспешно, со стороны, наверное, казалось, что смаковал. Но какое, к черту, смакование, если, пережевывая пищу, не ощущал ее вкуса, ибо мысли витали далеко. Ладно бы в голову лезло что-то приятное: ожидание какого-то радостного события или предстоящая встреча с любимой женщиной. Нет, не давала покоя работа, которую не запрешь в ящик стола, не оставишь в стенах казенного заведения, обязательно увяжется за тобой, как малое дитя.