Энн Перри - Невидимка с Фэрриерс-лейн

Ада взглянула на предметы, выставленные в витрине, потом на Шарлотту.

– Извините меня за то, что я сейчас скажу, мисс Питт, но вы еще очень молоды, а следовательно, наивны и, смею сказать, не очень хорошо знакомы с представителями других рас. Даже если они родились в Англии и выросли среди нас, они все равно от нас отличаются. Кровь скажется обязательно. Можно сколь долго и усердно учить и воспитывать ребенка, но в конце концов его наследственность все равно даст себя знать.

Мимо них прошли две дамы, разодетые по последней моде. Они благосклонно кивнули и продолжили торжественное шествие.

Ада напряженно улыбнулась.

– Так как же можно ожидать, что те, кто рожден в другой стране и вырос в совершенно другой вере, могут иметь с нами что-нибудь общее, кроме манер, да и то в самом поверхностном смысле слова? Нет, дорогая моя мисс Питт, не думаю, чтобы они чувствовали так же, как мы, – во всяком случае, что касается духовных или моральных ценностей. Да и как это может быть?

Шарлотте хотелось ответить, но она поняла, что ответ ее прозвучит банально, а может быть, и грубо.

– Они поклонялись страшным богам с головами животных, – горячо продолжала Ада, – и пытались сохранять трупы своих мертвецов! Господи помилуй! Нам может быть очень любопытно изучать их образ жизни в целях просвещения и знакомства с прошлым, это так, – но прежде всего для понимания того, насколько высока наша собственная культура. И думать, будто у нас есть с ними нечто общее, – нет, это самая настоящая глупость.

Шарлотта порылась в поблекших воспоминаниях, почерпнутых из школьных учебников.

– Разве у них не было фараона, который исповедовал единобожие?

Ада вскинула брови.

– Понятия не имею. Но ведь это был не наш бог. Фараон хотел убить Моисея и весь его народ! И это, бесспорно, очень скверно. Никто из веривших в Бога истинного не стал бы делать ничего подобного.

– Но люди делают иногда ужасные вещи со своими врагами, особенно когда боятся их.

Лицо Ады омрачилось, в глазах ее на секунду появилось ледяное выражение, однако усилием воли она вернула благосклонный взгляд.

– Да, это совершенно верно, но в моменты панического страха мы проявляем самые глубинные наши чувства и понимаем, что эти иностранцы ведут себя совсем не так, как мы, потому что по натуре своей они совершенно другие люди. Я не хочу сказать, конечно, что они не способны – по крайней мере, некоторые из них – создавать прекраснейшие вещи и не знают много такого, что может быть нам полезно.

У соседней витрины стояла гувернантка в простом коричневом платье, а ее двенадцатилетняя подопечная хихикала над бюстом давным-давно умершей царицы.

– Особенно это относится к древним грекам, – продолжала Ада громче. – У них есть образцы совершенной, чудесной архитектуры. И, разумеется, они обладали великолепным чувством меры и самодисциплины. Муж моей внучки, мистер О’Нил, с которым вы знакомы, побывал в Афинах. Он говорил, что у него не хватает слов, чтобы по достоинству описать Парфенон. Он считает, что греческое искусство очень возвышает дух. Но он также восхищается сочинениями лорда Байрона, хотя, на мой взгляд, они несколько сомнительны. Я отдаю гораздо большее предпочтение нашему дорогому лорду Теннисону. С ним всегда чувствуешь себя спокойно и уверенно.

Шарлотта уступила поле боя без дальнейшего сопротивления. Продолжать спор означало бы гораздо больше потерять, чем приобрести. Мысленно она никак не могла позабыть только что мелькнувший ледяной взгляд Ады.

– Да, наверное, поездка мистера О’Нила была замечательной, – согласилась она с готовностью. – А интересно, здесь есть, наверное, и греческая экспозиция?

– Ну конечно! Давайте пойдем и посмотрим их погребальные урны и вазы. По-моему, нам сюда, – и широким жестом Ада показала дорогу из Египетского зала в следующий.

Шарлотта прошла мимо Клио и Кэтлин, стоявших на лестничной площадке, улыбнулась и поспешила за Адой, нагнав ее как раз на пороге Греческого зала.

– Как же повезло мистеру О’Нилу, что он смог побывать в Греции, – заметила она непринужденно. – А давно это было?

– Лет семь тому назад.

– Миссис О’Нил тоже с ним ездила? – спросила Шарлотта заинтересованно, однако в меру, позволяемую формальной вежливостью, хотя знала, что тогда Кэтлин была замужем за Кингсли Блейном.

– Нет, – отрезала Ада. – Он ездил до их свадьбы, но не сомневаюсь, что они опять туда когда-нибудь поедут. Я так понимаю, что вы, мисс Питт, в Греции никогда не бывали?

– Увы, нет. Вот почему это такое счастье – иметь возможность посетить музей и увидеть прекрасные предметы, не выезжая за пределы страны. А вы бывали в Греции, миссис Харримор?

– Нет. Я никогда не путешествовала. Мой муж о том не заботился. – Лицо у нее стало угрюмо-печальным, отвердело, но это было выражение не только печали, но и застарелой боли.

– Да, путешествовать не все любят, – спокойно ответила Шарлотта, делая вид, что не замечает ее чувств, а просто отвечает на слова, ибо чувство было слишком личное, интимное и тонкое, чтобы определить его природу. – Некоторые во время путешествия чувствуют себя плохо, особенно на море.

– Да, наверное, – согласилась Ада, почти не разжимая тонких губ.

– И, конечно, это довольно дорогое удовольствие, – продолжала Шарлотта, приноравливаясь к походке пожилой леди. – Особенно если семья большая. Однако не всегда возможно, да и не хочется оставлять маленьких детей без присмотра на длительное время, а взять их с собой не рекомендуют врачи – из-за климата, который может оказаться для них неподходящим, и непривычной пищи, да и медицинскую помощь непонятно как получить. Да, много существует причин, чтобы из-за детей не пускаться в дальние путешествия.

Ада долго смотрела на величественную мраморную статую женщины, на великолепные, тяжелые складки ее одежды, на тело, солидное, массивное и тем не менее исполненное такой простой и воздушной грации, что, казалось, достаточно одного дуновения ветерка, и эти великолепные складки шевельнутся. Статуя была без рук, лицо оббито, но все равно хранило следы величественной строгой красоты.

– Но у нас была небольшая семья, – ответила Ада, обращаясь к статуе, а не к Шарлотте. – Только один Проспер.

Она стояла близко к статуе. Клио и Кэтлин последовали за ними в Греческий зал и теперь восхищались каким-то экспонатом в дальнем конце, почему не могли их слышать. Ада, казалось, о них забыла. Рядом не было никого, кроме двух пожилых джентльменов, один из которых назидательно что-то говорил другому о художественных достоинствах ваз. Аду поглотили ее собственные чувства; она словно нашла место, где можно побыть в совершенном одиночестве, на несколько минут ослабить внутреннюю настороженность, перевести дух, прежде чем снова взвалить на себя тяжкую ношу. Она выглядела уставшей и странно беззащитной, словно с нее спали все покровы.