Энн Перри - Невидимка с Фэрриерс-лейн

Шарлотте захотелось коснуться ее руки и утешить, прикосновение казалось ей менее грубым, чем слова, но этот жест мог показаться неделикатным, навязчивым, даже дерзким при столь недолгом знакомстве и разнице в возрасте. И постоянно где-то на краю сознания Шарлотты маячила мысль об Аароне Годмене. И не только мысль. Странно, но она наделила его лицом, хотя никогда не была с ним знакома и не видела его портрета.

– Но это же просто стыд! Мистер Харримор, человек такой сильный и твердый…

– Вы меня не поняли. – Ада опять воззрилась на статую, затем медленно подошла к чудесной краснофигурной вазе, на которой была изображена сцена вакхического разнузданного веселья, но Шарлотта готова была поклясться, что пожилая дама ее не видит; у нее было бы тогда совсем другое выражение лица – не такое неподвижное и полное боли. – Вы еще очень наивны, мисс Питт, хотя, несомненно, ваши замечания продиктованы добрыми чувствами…

В этой неожиданной фразе Шарлотте почудилось какое-то осуждение, однако она подавила инстинктивное желание возразить и вместо этого сказала:

– Я… мне кажется, я не понимаю…

– Конечно, не понимаете, – согласилась Ада. – Вам никогда не приходилось понимать такое и, даст бог, никогда и не придется. Он ущербен, мисс Питт. – Шарлотта смешалась. Странно, что мать так отзывается о сыне, однако та произнесла эту фразу со страстной убежденностью. Значит, не какое-нибудь мимолетное замечание, но что-то другое беспокоило Аду, и настолько, что она никогда не могла об этом позабыть. Шарлотта терялась в поисках слов.

– Но у нас у всех есть те или иные недостатки, миссис Харримор…

– Конечно, мы все не совершенны. – Ада отошла от вазы и приблизилась к витрине, в которой были выставлены блюда более раннего периода, составленные из фрагментов, и опять посмотрела на них невидящим взглядом, как будто они слились в одно туманное пятно. – Но это так обыкновенно и очевидно. Проспер хром. Не верю, чтобы вы не заметили этого до сих пор.

– Ах да, я понимаю, что вы имеете в виду.

– А что, по-вашему, я хотела этим сказать?.. Ладно, не думайте об этом. Не придавайте значения. Это все несерьезно, ничего рокового. Но другие дети, раз источник был отравлен… – Внезапно она осознала, где находится, и резко выпрямилась, словно солдат в карауле. – Не надо было мне говорить то, в чем нет ничего возвышающего душу и поучительного, в чем бы вы нуждались, – и снова в ее голосе прозвучала горечь. – Надо пойти и посмотреть выставку китайского фарфора. Очень умный народ; конечно, не такой умный, как европейцы, не говоря уж об англичанах, но по-своему цивилизованный, и цивилизация у них очень древняя. Разумеется, только Богу известно, что их ждет впереди! Когда я была еще девочкой, мы с ними из-за чего-то воевали. И, естественно, победили.

– Это как будто были опиумные войны? – попыталась вспомнить Шарлотта школьные уроки истории. – В пятидесятые годы?

– Да, очень возможно, что их стали так называть, – пожала плечами Ада. – Это началось сразу после Крымской войны и ужасного мятежа в Индии. Мы тогда все время с кем-то воевали. Но ведь наша дорогая королева была к тому времени на троне только лет тридцать. Теперь все иначе. Все в мире теперь знают, кто мы такие, и очень хорошо подумают, прежде чем затевать против нас войну.

Такая грандиозная самоуверенность не потерпела бы никакого ответа. Шарлотта обрадовалась, увидев вдалеке Клио и Кэтлин О’Нил, и улыбнулась им, чтобы привлечь их внимание.

Примерно через тридцать минут они покинули залы и удалились в буфет, чтобы выпить чаю и поболтать о разных интересных предметах вроде моды, здоровья, погоды, принцессы Уэльской, прочитанных книгах и прочих невинных и идеально подходящих для приятного чаепития вещах.

– Как поживает ваша дорогая матушка? – любезно спросила Кэтлин, глядя на Шарлотту поверх огуречных сэндвичей. – Надеюсь, она составит нам как-нибудь компанию в оперу или театр?

– О, я уверена, что с большим удовольствием, – заверила Шарлотта с большей искренностью, чем можно было бы ожидать, – вы очень добры, что поинтересовались ею. В последнее время она опять стала проявлять интерес к театру. Несколько лет назад, когда умер папа, она редко выходила в свет. И только сейчас снова почувствовала интерес к подобным вещам.

– Очень естественно, – согласилась Ада, величественно кивнув. – Все должны оплакивать умерших в течение какого-то времени, но после надо продолжать обычный образ жизни.

– Она как будто очень подружилась с Джошуа, – быстро вставила, улыбаясь, Клио. – Как это романтично!

– Романтично? – надменно вопросила Ада и круто повернулась на вертящемся стуле к Шарлотте, удивленно вскинув брови.

– Ну… – Та заколебалась, но внезапно приняла решение, о котором потом могла отчаянно пожалеть. – Да-да, это так. Но я… я не вполне уверена в своем отношении к этому. Точнее сказать, у меня есть определенная настороженность…

Клио продолжала угощаться и как раз протянула руку, чтобы взять крошечное пирожное с кремом.

Кэтлин взглянула на Аду, потом на Шарлотту и переменила разговор.

Когда они встали из-за стола, миссис Харримор схватила Шарлотту за руку и отвела в сторону, причем лицо ее приобрело твердое, напряженное выражение; какое-то мучительное чувство промелькнуло во взгляде.

– Дорогая моя мисс Питт. Не знаю, как это сказать, чтобы вам не показалось, будто я бесцеремонно вторгаюсь в ваши личные дела, но я не могу остаться равнодушной к тому, что происходит, и молчать. Ваша матушка попала в очень уязвимое положение. Она лишилась любимого мужа, она одинока в этом мире, и с ее стороны совершенно естественно опять хотеть вращаться в обществе. Но, честное слово, – подружиться с актером!

Шарлотта с готовностью согласилась с ней в душе и в то же время инстинктивно бросилась на защиту Кэролайн.

– Но он очень приятный человек, – выпалила она, – и просто знаменитость в своей профессии, один из ее столпов.

– Но это все так несущественно, – яростно возразила Ада и еще сильнее вцепилась в руку Шарлотты. – Он еврей! И вы, разумеется, не можете позволить своей матери иметь… ну, как бы выбрать слово поделикатнее для того, что я хочу сказать… Ради всего святого, моя дорогая, вы не должны позволять ей иметь с ним отношения!

Шарлотта почувствовала, что жарко вспыхнула. Сама мысль об этом была ей отвратительна – не потому, что речь шла о Джошуа Филдинге, но по той причине, что она просто не могла представить себе мать поддерживающей определенные отношения. Это было бы так… огорчительно, так противно.

– Понимаю, что вы не думали об этом, – продолжала Ада, превратно воспринимая реакцию Шарлотты и думая только о том, что Филдинг – еврей. – Вы слишком невинны. Но, моя дорогая, это не исключено – такие отношения, – а значит, и гибель вашей матушки. Разумеется, не в той степени, как если бы она была еще в детородном возрасте, так что это не осквернит ее, но все равно.