Энн Перри - Невидимка с Фэрриерс-лейн

– Пока мы не знаем.

– Не знаете! Но вы же… – Он осекся, смутившись, чувствуя себя совсем несчастным. – Но вы же не думаете, что это имеет какое-то отношение к смерти Кингсли Блейна? Я хочу сказать… – Он инстинктивно поднес руку к горлу и потянул за тугой воротничок. – Но почему, ради бога, почему?

– Вот это я и пытаюсь определить, сэр. – Питт внимательно следил за лицом Освина. – Я выяснял у Патерсона некоторые подробности относительно того, как он собирал улики. Меня интересует, не заставили ли его кое-какие мои вопросы опять действовать в этом направлении и он что-то такое сказал кому-то, кто поэтому его и убил.

Освин провел рукой по лбу, что на время скрыло его лицо от зоркого взгляда Питта.

– Вы что, хотите сказать, что Годмен был невиновен, а виноват кто-то другой и этот человек теперь убивает всех, кто намерен пересмотреть дело? Но это ни с чем не сообразно, инспектор. Разве на вас покушались?

– Нет, – согласился Питт, – но я, в конце концов, нахожусь сейчас в таком же тумане, как и в начале расследования. Мне до сих пор не удалось найти ни одной улики, которая позволила бы предположить невиновность Годмена. Более того, чем глубже я вникаю в дело, тем все более вероятной мне кажется его вина.

Освин перевел дыхание и повеселел, словно чувствуя большое облегчение.

– Да, это так, это действительно так. То было трагическое и чрезвычайно неприглядное дело, но оно было завершено справедливо. – Он прикусил губу. – Я всю жизнь преданно служил закону, инспектор, и мне было бы нестерпимо думать, что мы могли допустить ошибку и осудить на смерть неповинного человека. Это подорвало бы в моих глазах репутацию института, который, по моему мнению, имеет величавую ценность для всего народа Британии. Наш суд – образец для всего мира. – Его слова звучали излишне напыщенно, будто он сам не совсем верил в то, что говорил. – Судопроизводство Соединенных Штатов во многом основано на нашей юридической системе; полагаю, вам это тоже известно… ну конечно же, известно. Закон превыше нас всех, он важнее отдельно взятой личности!

– Но разве для закона не высший долг, не высшая мера справедливости именно отношение к отдельной личности, мистер Освин?

– О, думаю, это слишком поспешное суждение, слишком общее и упрощающее суть вопроса, извините мне такое замечание. Ставкой тут являются глубочайшие ценности… – Внезапно он прервался и слегка покраснел. – Но все эти рассуждения не помогут вам в поисках убийцы мистера Стаффорда или того, кто убил этого беднягу Патерсона. Так чем я могу быть вам полезен?

– Не уверен, что это в ваших силах. Последнее, что Патерсон успел сделать перед смертью, – это послать письмо судье Ливси. В письме говорилось, что он узнал нечто очень важное и страшное и он хотел бы сообщить ему об этом как можно скорее. К несчастью… – Томас осекся, потому что Освин опять страшно побледнел, вид у него стал прямо-таки больной.

– Он… – промямлил судья, – он написал Ливси?.. Но что же он мог такое узнать? Он не говорил вам? Вы не знаете?

Питт хотел было ответить отрицательно, однако передумал.

– Письмо было адресовано судье Ливси. Это он нашел тело Патерсона, когда пришел к нему домой на следующий день.

– Но что было в письме? – допытывался Освин, наклонившись к Питту через стол. – Ливси должен был…

– Вот поэтому я и пришел к вам, сэр, – честно ответил инспектор, понимая, что Освин сразу же почувствовал бы фальшь. – Дело на Фэрриерс-лейн, вот о чем там было…

– Не знаю! Я тогда считал, что Годмен виновен. Я и сейчас так считаю. – На губе Освина выступил пот. – И ничего другого сказать не могу. Мне ничего не известно, и безответственно спекулировать на эту тему. – Голос у него стал выше, в нем зазвучало сильное беспокойство. – Человек, занимающий мое положение, не может высказывать всякие нелепые предположения относительно несоблюдения закона. У меня есть обязанности и, думаю, – он сделал глубокий вдох, – долг, чувство долга по отношению к закону, которому я служил и служу. Разумеется, если у вас есть доказательства, тогда дело другое… – Он пристально и тревожно, широко раскрыв глаза, посмотрел на Питта, требуя недвусмысленного ответа.

– Нет. Доказательств еще нет.

– Ах, – Освин с облегчением вздохнул. – Тогда, если я смогу быть вам чем-нибудь полезен, дайте мне знать.

Это было вежливое предложение оставить его в покое, и Питт его принял; все равно сейчас он ничего больше не мог узнать от Освина. Фактов не было, одни догадки.

– Благодарю вас, сэр. – Питт встал. – Да, разумеется, я приду. Как только точно выясню, что подразумевалось в том письме.

– Да-да, конечно.

Только на следующее утро Питт договорился о встрече с Эбенезером Мургейтом, поверенным Аарона Годмена. Мургейт предпочел встретиться с Питтом не в своей конторе, которую он делил с другими юристами, но в закусочной в полутора милях от нее. Закусочная была маленькая, забитая мелкими служащими, коммерсантами и праздношатающимися. Опилки на полу промокли от эля, в воздухе стоял запах вареных овощей, прокисшего пива и большого количества тел.

В своем ловко сидящем сюртуке, в белой чистой рубашке с накрахмаленным стоячим воротничком, гладко выбритый, Мургейт смотрелся здесь чужаком. В руке он держал кружку эля, но не притрагивался к ней.

– Вы опаздываете, инспектор, – сказал он, как только Питт, пробившись сквозь толпу, присоединился к нему, сев за маленький угловой столик, – хотя, по правде говоря, я не вижу причины, для чего нам вообще встречаться. Дело, о котором вы упомянули, давно закончено. Мы подавали апелляцию – и потерпели поражение. Возвращаться – значит только умножать печаль и горе, а это совершенно ни к чему.

– Но, к сожалению, мистер Мургейт, это дело теперь не может считаться законченным. В связи с ним погибло еще два человека.

– Не понимаю, о чем вы, – осторожно возразил Мургейт, сжимая ручку кружки. – Это не может иметь отношения к тому делу. Просто чепуха какая-то, извините.

– Погибли судья Стаффорд, а совсем недавно – полицейский Патерсон.

– Патерсон? – вытаращил глаза Мургейт. – Я не знал об этом. Вот бедняга… Это совпадение. Трагическая случайность. Такое бывает.

– Перед тем как его убили, он написал письмо судье Ливси и сообщил, что ему требуется немедленно сообщить нечто ужасное и совершенно безотлагательное.

Мургейт с трудом сглотнул.

– Вы не сказали сначала, что его убили.

За соседним столиком к ним обернулся человек с лицом, исполненным любопытства. Сидевший рядом тоже запнулся на полуслове и воззрился на них.

Мургейт облизнул губы.

– Что вы хотите сказать, Питт? Что кто-то связанный с делом на Фэрриерс-лейн убивает теперь других людей? Но почему? Мстя за Годмена? Это уж чересчур притянуто за уши.