Энн Перри - Невидимка с Фэрриерс-лейн

Он слегка повысил голос и быстро заговорил, не обращая внимания на любопытных:

– Из того, что вы сказали, можно заключить, будто он узнал, кто убил Стаффорда! Или думал, что узнал. Но ведь это же очевидно! Убийцей может быть только эта женщина, Маколи. Потеря брата, скандал, вызванный всем этим делом, ужасный конец – от всего этого можно повредиться в уме. – Он пристально поглядел на Питта. – Женщина может сойти с ума и от меньших причин. Однако женщины обычно отравляют. Хотелось бы надеяться, что вы узнаете, кто убийца. – Вид у него был рассерженный и даже обвиняющий.

– Возможно, – согласился Питт, – хотя ввиду того, что Стаффорд готовился к пересмотру дела, не понимаю, что могло заставить ее пойти на отравление. Он был единственным человеком, чьей смерти она никак не могла желать.

– Ерунда! – отмел возражение Мургейт взмахом свободной руки. – Абсолютная чепуха, дорогой мой. Дело незачем пересматривать. Нет повода и веских оснований. Я очень хорошо знаком с этой историей, как вы догадываетесь. Если я когда-нибудь встречал совершенно безнадежное дело, так это именно тогда. Мы, конечно, сделали все, что было в наших силах. Исполнили долг до конца, но шансов на успешное решение не было никаких! – Он резко мотнул головой. – Тот несчастный был виноват, как сам дьявол.

Мургейт вдруг вспомнил про эль и отпил немного, оглядевшись вокруг: к нему прислушивалось уже немало присутствующих.

– Мисс Маколи не могла с этим смириться. Это очень часто бывает с родственниками, что, полагаю, естественно. Стаффорд, наверное, так ей и сказал, и, возможно, испытав сильное разочарование и отчаяние, она убила судью. Маколи могла рассматривать это как некое предательство с его стороны. Очень упорная женщина, знаете ли, и весьма эмоциональная. Наверное, все актрисы – неуравновешенные особы. Не очень-то подходящее занятие для дам, но ведь ни одна порядочная женщина и не станет играть на сцене, так что, очевидно, с этим надо примириться.

– Но не она же убила Патерсона, – сказал Питт, чувствуя некий неприятный осадок, удививший его самого.

– А вы в этом уверены? – Мургейт не старался скрыть свой скептицизм.

– Совершенно уверен, – резко ответил Томас. – Его повесили на крючке для люстры в комнате, которую он снимал. Ни одной женщине на свете не удалось бы с этим справиться. Также надо быть очень сильным мужчиной, чтобы поднять тело Кингсли Блейна и держать его на весу, прибивая руки к двери конюшни.

Мургейт сморгнул и поставил кружку, словно пиво вдруг скисло и пить его стало невозможно. Теперь все завсегдатаи на расстоянии двадцати шагов включительно молча смотрели и слушали их спор.

– Дайте обдумать ваши слова, инспектор. Что вы хотите всем этим сказать? – Мургейт рассердился и покраснел. – На что вы намекаете?

– Это факты намекают, мистер Мургейт, а не я, – спокойно отвечал Питт.

– Но мне они намекают только на личные мотивы ссоры с кем-нибудь. – И Мургейт опять сглотнул комок в горле. – Может, дело в любовной интрижке? Может, в деле замешан какой-нибудь ревнивый муж?

– Который его и повесил? – удивился Питт. – Вам часто приходится сталкиваться с такими случаями, мистер Мургейт?

– У меня таких случаев нет вообще, – холодно возразил тот, – я частный поверенный, а не адвокат. И, пожалуйста, говорите потише. Вы делаете из нас настоящее зрелище! В моей практике убийства встречаются редко. И у меня очень слабое представление о том, как поступают ревнивые мужья и любовники, когда им изменяют.

– Они совершают кровавые насильственные действия, – ответил Питт, криво усмехаясь и видя, как вокруг собирается толпа, привлеченная громким голосом Мургейта. – Они убивают из огнестрельного оружия, если у них оно есть. Вонзают нож в жертву, если он подвернется под руку, пускают в ход кулаки или душат. Но прийти в чужой дом с длинной веревкой, снять люстру с крючка – очевидно, заранее, до прихода жертвы, – предварительно привести человека в бессознательное состояние или связать, а затем вздернуть за шею и таким образом умертвить…

– Ради бога, старина! – взорвался Мургейт. – Неужели у вас нет никакого представления о приличиях?

– Все это заставляет думать о предумышленном убийстве, причем очень хладнокровном, – беспощадно продолжал Питт.

– Значит, существовал другой повод для убийства, – отрезал Мургейт. – Но, как бы то ни было, все это не имеет никакого отношения к моим делам, и я ничем вам не в состоянии помочь. – И он со всего размаха поставил кружку, расплескав при этом эль, к своему неудовольствию. – Лично я посоветовал бы вам очень внимательно вникнуть во все подробности жизни этого несчастного; может быть, он кому-нибудь задолжал… Заимодавцы могут быть очень склонны к насильственным действиям в таких случаях. Я лично не имею представления, как доискаться до истины, но это касается вас, а не меня. А теперь, если вам нечего больше сказать, я должен вернуться в контору. Я не могу заставлять своих клиентов долго ждать.

И не потрудившись узнать, нет ли у Питта еще каких-то вопросов к нему, Мургейт встал, рывком отодвинув столик, отчего пролилось еще немного эля, сухо кивнул и удалился.

Бартон Джеймс, защитник Годмена, был совсем другим человеком – выше, худощавее, более внушительного и уверенного вида. Он принял Питта в своей конторе и любезно осведомился о его здоровье, а затем пригласил садиться.

– Чем могу быть полезен, мистер Питт? – спросил он с любопытством. – Не касается ли это смерти бедняги Сэмюэла Стаффорда?

– Косвенным образом – да. – На этот раз Томас решил быть более осторожным, хотя бы сначала.

– Неужели? – удивленно приподнял брови Джеймс. – Но каким же образом я смогу вам помочь? Я, разумеется, был с ним знаком, но очень поверхностно. Он служил членом Апелляционного суда, но я не подавал апелляции лет пятнадцать-двадцать.

– Однако по одному своему, очень знаменитому, делу вы ему апелляцию подали.

– И не по одному, – согласился Джеймс. – Однако на этой основе близкие отношения не завязываются. И мне не знакомо ни одно дело, которое могло иметь хоть какое-то отношение к его смерти. Однако, пожалуйста, задавайте любые вопросы. – И он откинулся на спинку кресла, благодушно улыбаясь.

Держался Джеймс уверенно, голос у него был красивый и звучный. Питт представил, как таким отличным голосом он приковывает внимание всего зала и околдовывает присяжных своим личным обаянием. Интересно, насколько сильно он пускал это обаяние в ход, когда защищал Аарона Годмена или просил суд помиловать его? К каким средствам прибегал, пытаясь воздействовать на чувства или убеждения?

Томасу пришлось сделать усилие, чтобы вернуть мысли к происходящему, к вопросам, которые он намеревался задать.