Джерри Остер - Обреченные на смерть

А потом Элвису стало казаться, что он не должен трахать Дженни Свейл после всего того, что она сделала для него — надела ему наручники на руки не сзади, а спереди, купила ему ланч, не стала надевать наручники на руки за спиной по дороге назад в тюрьму, спрашивала Лютера и его, не возражают ли они, если она выключит радио и поставит кассету с записями рождественских песен. Элвис не мог насиловать баб, которые были так добры к нему. У него на таких просто не стоял. Баб, которые плохо к нему относились, он мог трахать до посинения.

Итак, Элвис вышел из машины, обошел ее кругом, разминая ноги, после чего сел на переднее сидение. Он толкал Лютера бедром до тех пор, пока ему не стало удобно управлять автомобилем. Он повернул ключ. Загорелся свет, заработал мотор, «Юритмикс» запели про мчащиеся сани, звенящие колокольчики, сверкающий снег и всю эту муру. Элвис больше не хотел слушать эту дурацкую песню. Он выключил магнитофон, включил радио — и как раз в тот момент, когда радиостанция ВИНС передавала пятичасовые новости.

Обычное дерьмо: какой-то самолет разбился где-то там, еще где-то произошло землетрясение, какая-то кофейная компания заявила, что слухи о том, будто они сокращают выпуск колумбийского кофе, являются чистым враньем, мэр сказал, что он не называл губернатора «размазней», губернатор сказала, что не называла мэра «ослом».

Элвис не хотел слушать это дерьмо. Он хотел бы услышать своего любимого ведущего радиопередач, Фрэнки Крокера. Фрэнки любил повторять: «Когда Фрэнки нет в эфире, то и эфира нет». Элвис настроился на станцию, которая работала в другом диапазоне, но там тоже передавали новости. Какая-то баба говорила, что бывший прославленный полицейский выразил надежду на то, что в новом году в Эмпайр Стейт [1] Эмпайр Стейт — штат Нью-Йорк ( разг .). Жители Нью-Йорка часто называют так город и штат по названию самого высокого здания города — Эмпайр Стейт Билдинг. будут убивать меньше полицейских.

«Сенатор от Манхэттена, Стивен Джей Пул, — продолжала дикторша, — бывший офицер сыскного отдела нью-йоркского департамента полиции, парализованный в нижней части туловища после участия в перестрелке с поставщиками наркотиков в 1978 году, выразил оптимизм по поводу того, что смертная казнь, которая не практиковалась в штате Нью-Йорк с 1963 года, будет введена вновь. Выступая на пресс-конференции, состоявшейся на ступеньках штаб-квартиры департамента полиции, Пул предупредил любого, кто попытается напасть на представителя власти…»

Потом зазвучал мягкий голос. Не мягкий голос Фрэнки Крокера. Фрэнки каждый вечер в конце передачи говорил что-то типа: «Все было здорово, потому что с нами были наши постоянные слушатели. Живите до ста лет, а я буду жить до ста лет без одного дня, чтобы не видеть, как умирают такие замечательные люди, как вы». И еще до того, как он ставил запись с песней «Настроение», оно у вас поднималось. А этот придурок Пул говорил мягким голосом, но от этого голоса у вас мурашки бежали по телу.

… — Пожизненное заключение для животного, убивающего полицейского, шерифа, охранника, солдата национальной гвардии, любого представителя правопорядка, является чрезвычайно мягким наказанием. Как мы объясним родным и близким убитого полицейского, шерифа, заместителя шерифа, охранника, гвардейца, любого пред…

Элвис не желал слушать эту парашу. Он выключил радио. Всякий раз, когда кто-то называл Нью-Йорк «Эмпайр Стейт», Элвис вспоминал свою мать. Ребенком он думал, что люди называют этот город Вампайр [2] Вампайр (англ.) — вампир. Стейт, и его мать считала это до такой степени остроумным, что заставляла его без конца повторять эту ерунду. Она показывала на здание Эмпайр Стейт Билдинг, которое было видно из района Корона, где они жили, и говорила:

— Ну, как называется это большой дом, Элвис?

И он отвечал:

— Вампайр Стейт Билдинг, мама.

Он говорил так даже после того, как узнал, что это не Вампайр Стейт Билдинг. Думать о матери было даже хуже, чем слушать этого придурка-полицейского, желающего несчастливого Нового года всем потенциальным убийцам полицейских.

Элвис сделал кое-какие подсчеты. Оставалось около часа до того времени, когда они должны были вернуться в тюрьму. То есть до того времени, когда начнутся поиски. За это время он может спокойно проделать пятьдесят миль и оказаться в другом штате. Там, может быть, ему начнет наконец везти? Может быть, фортуна повернется к нему лицом?

Он снова включил радио, как раз в тот момент, когда закончили передавать новости, и Фрэнки Крокер уже говорил: «Нет на свете никого лучше друга моего». А затем он проиграл вещь Трейси Чэпмен «Крошка, удержу ли я тебя?» в исполнении Фокси Браун.

Элвис подпевал:

В свете автомобильных фар уже крутился вихрь метели. На сидении, на приборном щитке автомобиля — кровь и мозги двух представителей закона.

— Попроси диск-жокея поставить какую-нибудь медленную вещь, — сказала Энн Джонс.

— Стареешь? — спросил Джо Каллен.

— Становлюсь старомодной. Я хочу ощущать своего партнера по танцу. Попроси его, чтобы он поставил «Время проходит».

— Мне кажется, этот диск-жокей не включает музыку по заявкам. Он настоящий артист.

— Что-то вроде ветчины со ржаным хлебом? Мария хотела, чтобы Фрэнки стал диск-жокеем.

— У Фрэнки это отлично получилось бы, — сказал Каллен.

Энн подняла глаза к небу и покинула танцзал, оставив Каллена одного дотанцовывать шимми. Некоторое время он делал вид, что может прекрасно танцевать и один, потом ему надоело и он отправился искать Энн. Он держался рукой за левое бедро, которое побаливало после танца. Он не часто танцевал.

Энн стояла, облокотившись о перила лестницы, которая спиралью уходила вниз на первый этаж. Когда Каллен подошел, она резко повернулась к нему.

— Боже, опять это со мной. Мне показалось, что ты подходишь ко мне не сзади, а спереди.

Это было одно из самых странных мест в городе. Расположенное на стыке районов Квинс и Нассау, оно было похоже на кегельбан. Снаружи сплошной бетон, мощные углы, только кое-где смягченные снегом, которого за ночь навалило столько, что движение транспорта почти прекратилось. Внутри все было очень изящно и все в зеркалах: стены, потолки, двери, холлы; везде, где не было ковров, располагались зеркала. Одни зеркала отражались в других, отражая при этом всех и все. Отражая и отражая вновь и вновь. Человек, приближающийся к вам (а может быть, он удаляется от вас?), — это вы или кто-то другой? Эта кокетка улыбается вам или кому-то еще? А может быть, она улыбается самой себе? В узких коридорах человек раздваивался, растраивался, выстраивался в ряд и исчезал за правым поворотом, растворяясь в историческом прошлом, в то время как слева надвигался, надвигался еще один ряд людей, марширующих в будущее. А может быть, наоборот?