Алексей Яковлев - Колдунья-индиго

— Аллегории твои понятны, — усмехнулся Горюнов. — Микробы — это финансисты-аферисты, непревзойденные мастера выгодных для их кошельков банкротств и дефолтов. Бактерии — рецидивисты — специалисты по доведению граждан до обалдения при оформлении и до прострации при регистрации любых их отношений друг с другом и государством. Вирусы — либеральные бизнес-политэкономисты широкого профиля, эксперты по всем вопросам с прекрасным знанием арифметики. Они в уме легко умножают пять на два (пятую колонну на второе гражданство), вычитают миллиарды из российской экономики, делят эти миллиарды с нужными людьми и остаток прибавляют к своим счетам в швейцарских банках. Не пойму только, что это за бациллы? Уж не намекаешь ли ты на прав человеков защитников?

— Прав человеков защитники — бациллы?! Да как ты мог такое подумать?! Да как у тебя язык повернулся такое сказать?! — Панов чуть не задохнулся от возмущения. — Прав человеков защитники кроме уважения достойны лишь почтения, восхищения и преклонения! Но, возможно, ты имел в виду прав нечеловеков, то есть нелюдей, защитников? Тогда твои подозрения не лишены оснований.

— Прав человеков защитники, прав нечеловеков защитники — как их различишь?

— Очень даже просто различишь! Прав нечеловеков, то есть нелюдей, возможно, реликтовых прямоходящих всеядных обезьян, защитники живут счастливо и беззаботно, как птички Бушевы, клюют зернышки с ладошки, не пашут, не сеют, не жнут, а сыты и небедны бывают, потому что гранты получают. А прав человеков защитники, если чего и получают, так только полицейской дубинкой по кумполу и бандитской битой по всем частям тела.

Глеб еще долго возмущался: как можно путать защитников прав человеков с защитниками прав нечеловеков?! Горюнов оправдывался: мол, по телевизору он постоянно видел только радетелей за права нечеловеков, поэтому по наивности полагал, что других защитников прав вообще не бывает. За этими спорами-разговорами Панов упустил из виду главное: не успел объяснить другу важность приоритетной роли государства по сравнению с частным бизнесом. А ведь авторитетными учеными установлено и мировой практикой подтверждено, что за триста процентов прибыли частник-бизнесмен мать родную зарежет и ее мясо пустит на колбасу. Государство должно поумерить его пыл, а предприимчивость и энергию направить в полезное для него и общества и безопасное для его мамы и прочих граждан русло. Если бы перед мысленным взором Горюнова всегда стояла эта трехсотпроцентная пикантная колбаса, он ни за что не стал бы присваивать отнятые у афериста, а аферистом украденные у другого афериста, а тем аферистом ужуленные у доверчивых сограждан доллары. Пусть в этом случае прибыль Горюнова по сравнению с его зарплатой и достигала даже не трехсот, а многих тысяч процентов — это его не оправдывает. Хотя кое-что объясняет.

В годы ускорения руководящего и направляющего идиотизма и кооперативно-спекулятивного хапка началась эрозия гражданского сознания, а в девяностые, ревущие от алкогольного психоза и радостно визжащие от возможности безнаказанно разворовывать государственное достояние, окончательно сгнили и обрушились нравственные устои общества. И не нашлось ни единого выдающегося политического деятеля из идущих впереди (как там по-чингисханбатыевски звучит «идущий впереди»?) и ведущих за собой сограждан по пути прогресса, кто не только бы призвал и воззвал (таких хватало), но, главное, сам стал бы примером, образцом и знаменем всеобщего морального возрождения. А ведь это был гражданский долг не только сверхкрасноречивых, но даже и косноязычно-красноречивых лидеров. Да и совсем косноязычных тоже! Даже в детском стишке говорится: «Тот, кто громче всех орет, тот пускай идет вперед!» В прошлом такие прецеденты бывали нередки. Например, некий адмирал поднял на фок-мачте сигнал «Делай, как я!» — и помчал свой фрегат, вспенивая волны, на вражеские корабли. А за ним и вся его победоносная эскадра. Другой, уже сухопутный военачальник, после очередной блистательной победы докладывал начальству: «Слава Богу, слава вам, Туртукай взят, и я там!» А потомков просил брать его положительный пример.

И потомки брать такие примеры не отказывались. Маршал Советского Союза Климент Ефремович Ворошилов, командовавший в сорок первом году фронтом, в критический момент сражения лично повел в атаку дрогнувшую было пехоту. С практической и стратегической точек зрения это был нонсенс. Маршалы, тем более командующие фронтами, не должны в рукопашном бою захватывать вражеские окопы, не их это дело. Тактический успех этой атаки тоже сомнителен. Так что в итоге маршала по заслугам сняли с занимаемой должности. А вот моральное значение такого неординарного поступка трудно переоценить. И каких бы собак на маршала ни навешивали в последующие годы, любой мало-мальски не продажный и порядочный историк признает: Ворошилов — это был Человек! Тем более что Наполеона, также во главе своей пехоты штурмовавшего Аркольский мост, никто от командования армией не отстранял. И в относительно мирное время тоже есть место если не подвигу, то хотя бы такому поступку, которому желательно подражать. В голодные годы рыбаки подарили Ленину большую жирную рыбину. Владимир Ильич мог бы скушать рыбку вместе со своей супругой Крупской, предварительно заперев двери квартиры, чтобы проголодавшиеся соратники не обзавидовались и не изошлись голодными слюнями. А то ведь и сам нарком продовольствия тогда с голодухи упал в обморок. Но предсовнаркома дедушка Ленин предпочел отдать жирную рыбину голодающим деткам. Так, по крайней мере, рассказывали в школах деткам тех самых деток, которые откушали ленинской рыбки. Возможно, это просто красивая сказочка. Но сказка хоть и ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок. А недобрым молодцам, то есть таким, у кого вместо мозгов — гнилая солома или вместо совести вырос кое-какой другой орган, назидательные сказочки и даже правдивые истории рассказывать бесполезно. Как бы ни голодали и ни бедствовали окружающие, им это до лампочки. Они хапают и жрут не только ртом, но и всеми другими отверстиями. И делают это у всех на виду, потому что они — Идущие впереди, а значит, всем видны и всем своим поведением не говорят, а прямо-таки вопиют и требуют: «Современники наши, просим брать с нас пример!» Вот Горюнов в числе многих и взял с них пример.

Так растекался мыслями по древу истории молодой человек в партикулярной одежде, но с пистолетом в кобуре под мышкой, мчась на «форде» в лавинно-машинном облаке бензиново-выхлопной вони по направлению к районному городу Разнесенску. В память былой дружбы с Горюновым и их совместной службы на берегах Москвы-реки легковооруженный Глеб Панов хотел найти в многострадальной российской истории смягчающие обстоятельства для ставшего в одночасье оборотнем лучшего друга. От анализа общественно-исторических явлений, подтолкнувших Горюнова к грехопадению, мысли Глеба постепенно обратились к собственной персоне… А он сам почему удержался и не ступил на прибыльный, но скользкий путь оборотничества в погонах? Ведь когда сверху подают пример, а все вокруг или, скажем осторожнее, почти все этому примеру следуют, какие такие тонкие нюансы души удержали его от рокового шага на стезю, откуда уж нет возврата? Не голубая ли аристократическая кровь, текущая в его жилах, как утверждает информационный разум ноосферы посредством Марфиного экстрасенсорного колдовства, сделала его таким коррупционноустойчивым? И тут перед мысленным взором Глеба вдруг появился импозантный мужчина в древнегреческой тунике и с очень знакомым Панову лицом.