Алексей Яковлев - Колдунья-индиго

Гименей слегка задумался и продолжил:

— Однако на этот раз Глебу Удаловичу повезло. Слишком свежи еще были у крапивного семени воспоминания о прошлом — о любимом сельскохозяйственном занятии Грозного царя-номинанта на звание «Имя России». И они с прошлого перепугу, ожегшись на молоке, дули на молочный напиток. Что если Незнаменитый, но все же царь, протрет свои ясные очи, увидит, что творят верноподданные, и прикажет: «Четвертовать этих мерзавцев и посадить на кол!» И еще забудет добавить свою обычную гуманистическую поправку: «В связи с теми, той и этим, наказание считать условным»? Вот и решили мздоимцы не рисковать, не гадить прославленному воеводе по-крупному, а напакостить по мелочевке. Чтобы и воняло, и не поймешь откуда. Где одержал свою славную победу князь Глеб Удалович Панов, прогнав супостатов с Кудыкиной горы? За озером Великим, у горы Крутой. Значит и следовало ему по царскому рескрипту именоваться светлейшим князем Пановым-Крутогорским или Великоозерским. Но дьяки по наущению своей крыши в боярской думе написали в жалованной грамоте: «Отныне именовать светлейшего князя Глеба Удаловича Панова, а в дальнейшем и всех его потомков Пановыми-Закудыкиными в память героической победы Глеба Удаловича за Кудыкиной горой». «А если, мол, царь спросит: “Вы чего, олухи, понаписали?!” — злоехидно посмеивались дьяки, — сделаем невинные глаза и ответим: “Мы хотели как лучше, а что получилось как всегда, так это вековая роковая особенность российской реформации, а мы лишь песчинки в подшипниках ее ведущего и направляющего колеса”». И действительно, к ним не придерешься. Были героический штурм Кудыкиной горы и последующие победы? Были! Тогда какие претензии? По форме правильно, а по существу издевательство. Понял доблестный светлейший князь-воевода, какую подлянку подложили ему дьяки, схватился за голову, да поздно! Что написано пером, не вырубишь топором! Вот и пришлось слушать светлейшему князю и его потомкам, как на всех ассамблеях мажордом с натугой провозглашает: «Светлейший князь Панов-Закудыкин!». И это звучало посильнее, чем Кутузов-Голенищев! Много сил и денег потратили впоследствии князья Пановы, чтобы эта почетная добавка к их фамилии забылась и больше не произносилась. С большими трудами и за большую мзду удалось им выкупить у архивных дьяков жалованную грамоту Незнаменитого царя и предать ее семейному аутодафе. Но от информационного поля ноосферы ничего не скроешь! Там все-все сохраняется в соответствии с первоисточником, а последующие искажения отправляются в ноосферное помойное ведро. От имени и по поручению этого авторитетного компетентного источника я, бог законного брака Гименей и по совместительству уполномоченный ноосферного ОБСЕ, постановляю и объявляю, что ты, благородный Глебиус, не только виконт де Ла Панини, но и светлейший князь Панов-Закудыкин, то есть я хотел сказать Панов-Великоозерский-Крутогорский, ведущий свою родословную от самого Рюрика!

Некоторая стилистическая неопределенность в торжественном заявлении Гименея — что именно он подразумевал под авторитетным компетентным источником: ноосферное информационное поле или ноосферное же помойное ведро — несколько омрачила радость Глеба. Но, поразмыслив, он счел этот стилистический разговорный огрех бога вполне извинительным. В конце концов, Гименей — древний грек или почти столь же древний римлянин — не обязан знать русский язык в совершенстве, когда коренные россияне со средним, а то и высшим образованием, в том числе и уважаемые депутаты, изумляют все окрестные народы своим косноязычием. Так что уж тут спрашивать с Гименея!

Между тем бог-совместитель, с удовлетворением отметив, что его постановление и объявление произвели на Глеба должное впечатление, после краткой паузы продолжил свою речь:

— Ты давеча справедливо предположил, благородный Глебиус, что именно голубая аристократическая кровь в твоих жилах не позволила тебе приобщиться к многочисленной семье жуликов и мздоимцев. Но я подозреваю и даже знаю, как был и остается велик соблазн влиться в благоденствующий мир обжирающихся, обдирающих, загребающих и лживо болтающих. Так пусть же во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о мизерности твоей зарплаты опорой тебе будет творчество любимых деятелей искусства господина Новикова: мастера живописной кисти Эсайса ван де Вельде и художника слова — рыцаря и поэта Вальтера фон дер Фогельвейде. Повышайте вместе с господином Новиковым свой культурный уровень! Это поможет вам обоим в будущей семейной жизни.

Засим Гименей начал растворяться в воздухе и исчез из мысленного взора, а потом и из сознания Глеба.

«Опять накатили галлюцинации, — опасливо подумал Панов, — да еще на такой скорости! Но на этот раз я, кажется, окружающую обстановку более-менее контролировал. И почему в Марфиных колдовских наваждениях вдруг принял участие Гименей? Ведь это исключительно Юлин любимый мифологический персонаж. А с чего бог законного брака решил, что Новиков — поклонник живописи какого-то неизвестного Эсайса ван де Вельде и обожает стихи не менее таинственного Вальтера фон дер Фогельвейде? Я о таких слыхом не слыхивал, да и Новиков, пожалуй, тоже. Хотя Новиков, вроде, интересовался немецкой литературой, а судя по фамилиям, и Эсайс, и Вальтер — оба немцы. Помнится, Олег Валерьевич объяснял мне, что в русской и немецкой культуре есть много общего: и там, и там близкие родственники совместно создают прекрасные художественные полотна. У нас в этом отношении прославились братья Стругацкие и Вайнеры, а у немцев — супруги Эрих и Мария Ремарк, написавшие известный роман «Три товарища». И пример Эриха и Марии особенно вдохновляет, так как доказывает, что и в супружеской жизни возможны полная гармония и взаимопонимание. Да, хотя Олег с Ремарками кое-что перепутал, Гименей правильно посчитал, что знаток немецкой литературы в матримониальном плане весьма благонамерен. Только вот в отношении кого? Я знаю лишь одну женщину, которой Новиков восхищается, перед ней же он и преклоняется. Но она замужем и, по-моему, ответными нежными чувствами к своему телохранителю не пылает. А если втайне и пылает, то разводиться с миллиардером Никандровым ради бедного охранника точно не захочет. Я же перед Гименеем стоял и вовсе как облупленный, готовый ради Юлии принимать любое любовное лекарство — по рецепту ли Амура, Эрота или самого бога законного брака. И раз этот симпатичный Юлии, а заодно, оказывается, и Марфе мифологический герой пожелал, чтобы я ознакомился с творчеством Эсайса ван де Вельде и Вальтера фон дер Фогельвейде, без сомнения, талантливых, уважаемых и известных деятелей культуры, в первый же свободный день посещу художественную галерею и библиотеку!