Роман Добрый - Иван Путилин и Клуб червонных валетов (сборник)

Дама вздрогнула.

– А вы откуда это знаете? Да, его имя Александр. Александр Николаевич Грушницкий… Ради бога…

Путилина нервно передернуло.

– Успокойтесь, сударыня… Не надо волноваться… Скажите, ваш муж любил играть?

– Да. Вы и это знаете? Стало быть… вы его знаете?

Дама в волнении вскочила с кресла.

– Ах, не мучьте меня, скажите скорее, он жив? Да? Этот самоубийца не он?

– Доктор, будь добр, приготовь, – быстро бросил Путилин.

Я понял, что это значит. Из аптечки, находящейся в кабинете моего друга, я вынул валерьяновые капли и поспешно накапал их в рюмку с водой. О, сколько раз мне приходилось это делать здесь, в этом помещении, видевшем столько слез, обмороков, потрясающих сцен…

– Сударыня, вы так взволнованы… выпейте капель. Это – мой друг, доктор… Он вам приготовил.

Г-жа Грушницкая начала пить, но подавилась. Очевидно, истеричный шар уже подступил к горлу бедной женщины.

– Это почерк вашего мужа? – показал ей записку Путилин, закрывая последнюю строчку, где говорилось о намерении самоубийства.

– Да! – вскрикнула она.

И испуганно, жалобно-жалобно посмотрела на нас. Сколько ужаса, мук засветилось в этом взоре!

– Стало быть… стало быть… – пролепетала она и покачнулась.

– Увы, сударыня, будьте тверды, соберитесь с силами – ваш муж застрелился.

Я подхватил бедную молодую вдову.

Минутный обморок сменился жестокой, но и благодетельной истерикой. Я возился около нее, оказывая ей медицинскую помощь, а Путилин, не выносивший женских слез, нервно потирал виски.

– Эдакие сумасброды… этакое легкомыслие…

Спустя немного времени, давясь слезами, Грушницкая поведала нам грустную историю, разразившуюся для нее такой потрясающей катастрофой, как самоубийство мужа.

– Все проклятый картежный азарт… Это он погубил мужа.

– Он сильно и давно играл?

– Как он играл, вы можете судить по тому, что в течение полутора лет он спустил три наших имения. Мы ведь были очень богатые…

– А теперь?

– Теперь не осталось ничего, буквально ничего, кроме долгов. Мы с пятилетней дочерью – нищие.

– А скажите, госпожа Грушницкая, про какие чужие деньги он упоминает в своей предсмертной записке? Вам известно это или нет?

Несчастная женщина закрыла лицо руками.

– Боюсь думать, но предполагаю, что речь идет о деньгах сиротки Юлии Вышеславцевой, нашей очень отдаленной родственницы, девочки четырнадцати лет, опекуном которой он был назначен. О, какой ужас! К довершению всего – еще позор, преступление, запятнанное имя.

Путилин с искренним сочувствием смотрел на вдову.

– Вы не знаете, где играл ваш муж?

– Нет. Он никогда сам ничего не говорил мне об этом, а мне тяжело и противно было расспрашивать.

– Ну-с, последний вопрос: на пальцах вашего мужа были кольца?

– Да, он всегда носил кольца, но особенно не разлучался никогда с двумя: одно – большой кабошон-изумруд, другое – опал, осыпанный бриллиантами.

– Вот и все… Тело вашего супруга должно находиться теперь в анатомическом театре. Торопитесь туда.

Грушницкая опять зарыдала.

– Дайте мне ваш адрес. Может быть, я сумею что-нибудь сделать для вас…

– Чем вы можете теперь мне помочь, господин Путилин? – подняла бедняжка глаза, полные слез, на Путилина.

И вскоре вышла из кабинета.

Не успела еще закрыться за ней дверь, как в кабинет вошел Статковский.

– Ну? – быстро задал ему вопрос Путилин.

Экс-шулер уныло покачал головой.

– Очень мало утешительного, ваше превосходительство.

– А именно?

– Ходят слухи, что в Петербурге действительно находится «варшавский гастролер» Сигизмунд Иосифович Прженецкий. Это король шулеров. Это звезда первой величины. Но где он пребывает, где играет, узнать об этом не удалось.

– Но его сообщники?

– Очевидно, он и от них держится в секрете. Як Бога кохам, он задумал один, без дележки, заработать десятки, сотни тысяч! Прошу верить, я с отвращением вошел в переговоры с несколькими мелкими «мастерами». В одном клубе я сразу заметил «чистую» игру такого господина. Я подошел к столу и сделал условный знак ему. Он побледнел и с испугом поглядел на меня. Кончив талию метки, он вызвал меня в другую комнату и спросил: «Наш?» – «Ваш», – ответил я. «А вот скажите, пан: где вы еще играете?» – «Больше нигде. Дела ничего не стоят». – «А как же говорят, что одного богача обыграли?» – «Не знаю. Може это пан-черт Прженецкий?»

Путилин расхохотался.

– Так и сказал: пан-черт?

– А то есть истина!

Путилин на секунду задумался, прошелся, потом круто остановился перед нами и сказал:

– Ну, господа, прошу покорно в мою гардеробную!

В комнате, находившейся рядом с его служебным кабинетом, хранились знаменитые «путилинские чудеса» по части поразительных, волшебных превращений.

Несколько шкафов были сплошь набиты костюмами, одеяниями всевозможного характера.

Тут рядом с мантией антихриста висел костюм трубочиста; там бок о бок с блестящим мундиром гвардейского полковника красовались отрепья нищего. Какая живая панорама похождений гениального сыщика!

Близ больших шкафов находились небольшие, со стеклами шкапчики, в которых были расположены парики, усы, бороды, накладки.

Два туалетных столика, на них все аксессуары грима: краски, пудра, белила, румяна, карандаши, щеточки…

Это была поистине удивительная лаборатория.

– Господа, позвольте мне теперь заняться вами.

– То есть как это? – удивился я.

– Очень просто. Ты и господин Статковский будете свитой сибирского золотопромышленника.

– А ты, Иван Дмитриевич? – вырвалось у меня.

– А я – им самим.

Какая поистине началась любопытнейшая работа! Исключительный талант Путилина по части метаморфоз сказался тут во всем блеске.

– Ты, доктор, будешь у меня плешивым во всю голову… Неугодно ли этот парик. Серые бакенбарды… Так, так… И толщинку… И этот вот сюртук… И эти брюки…

Быстро, ловко, поразительно умело он преображал меня.

– Ну-ка, полюбуйся на себя!

Когда я взглянул в зеркало, я не узнал сам себя: на меня глядел толстый, лысый старик.

– На бриллиантовую булавку… Вот перстни…

Затем он принялся за Статковского.

– Вас, голубчик, помолодить надо… Вас-то особенно. Вы ведь будете моим руководителем. Поняли? Просвещать будете миллионера.

Появился широкий воротник с отворотами; яркий, цветной галстук бантом; вычурный жилет…

– Черт возьми, чем вы не франт первой руки! – Рассмеялся тихим, довольным смехом гениальный человек.

Мы оба с изумлением смотрели друг на друга.

– Да неужто это вы, пан доктор?

– Да неужто это вы, пан Статковский? – ответил я ему в тон.

– Ну а теперь позвольте мне заняться собой! – весело проговорил Путилин. – Господа, идите в кабинет, я сейчас туда приду.