Андрей Лариков - Проклятая группа. И последние станут первыми

На крышу жилого дома слева от объекта, запыхавшись, забрался один из оперов. Пытаясь отдышаться, он подошел к краю крыши и очень осторожно высунул голову наружу. Недострой просматривался как на ладони. Опер видел макушку Щербакова, который неуверенно застыл в центре заваленного строительным мусором основного помещения.

— Объект вошел, вижу его. Движения никакого.

— Есть кто внутри?

— Вроде нет.

— Смотри в оба!

Опер достал бинокль. Но оптика не помогла — никого кроме Щербакова в недострое он разглядеть не мог.

Когда преступник снова позвонил Щербакову, он приказал:

— Оставляй сумку. Прямо здесь.

— Где, здесь? — Щербаков растерялся.

— Да, в основном зале, прямо там. В центре зала.

— Оставить и все? А Алла?

— Оставь сра…ю сумку! — рявкнул преступник. — А потом отключайся и уходи! Как только мы получим деньги, то сразу освободим ее.

Преступник отключился первый. Щербакову не оставалось ничего другого, кроме как подчиниться. Он убрал свой «Верту» в карман и, поколебавшись, поставил сумку в центре комнаты.

А потом вышел из здания недостроя и направился к своей машине. Ничего не понимающий Рогов отвлекся на него, после чего перевел бинокль назад на недострой. Приказал по рации:

— Группы восемь-десять, ведите Щербакова. Он под нашим колпаком, пока все не закончится, как поняли?

Рогов не сводил глаз с недостроя. Но ничего не происходило. Рогов вдруг почувствовал неприятное чувство — как лох, который начинает подозревать, что только что его кто-то поимел. Но почему и откуда взялось это чувство, Рогов понятия не имел.

— Группы два-семь, ждем клиентов. Никто не светиться. Не дай бог кто-то спугнет, лично шкуру спущу.

Щербаков добрел до своей машины. Неуверенно сел за руль. Обернувшись, только сейчас заметил двух оперов в штатском, которые следовали за ним на приличном расстоянии. Один из оперов продолжил движение, второй отошел к обочине и уселся в подъехавший за ним автомобиль.

Но внимание всех остальных оперов было приковано к недострою.

Движения не было.

Хрыч почти не спал в эту ночь. Утром он сидел на шконке в той же позе, в которой провел полночи — оперевшись спиной о кирпичную грязную стену и глядя в зарешеченное окно под потолком. Сокамерник Хрыча, какой-то драный бомж, представившийся Маршалом, дрых на соседней шконке.

Хрыч не ожидал, что попадется так быстро. А ведь он все продумал. Шмотье толкал только на рынке, по одной вещи — а потом сразу уходил. После чего кружил по рынку около получаса, проверяясь, нет ли сзади мусоров. И он точно знал, что этим путем — через сбыт — на него никто не вышел. Но как тогда красные суки узнали о нем?

Он планировал выставить еще две квартиры. Всего две. А потом отправиться домой. Вырученных с разбомбленных хат денег ему бы хватило, чтобы пару недель побухать с корешами. Насладиться вольной жизнью на всю катушку. А потом… Так надолго Хрыч никогда не загадывал.

Но теперь ему светит пожизняк. Он уже рецидивист, отмотавший три срока. Четвертый срок будет солидным, с учетом мокрухи. А учитывая возраст и барахлящие легкие — мысли о зарождающемся туберкулезе Хрыч старался отбросить подальше — даже 20 лет по суду для него будут равносильно пожизненному сроку.

Но на зону он не хотел.

Всего две квартиры. Оставалось всего две хаты — и домой.

Хрыч догадывался, что его подвело убийство. Не надо было мочить телку. Но что ему было делать, она ведь приперлась домой в разгар работы!

Хрыч думал о многом. Но каждый раз его мысли возвращались к одной главной.

На зону Хрыч не хотел.

За невеселыми размышлениями его и застал конвоир, молодой и ленивый, судя по роже, мент, который открыл скрипучую дверь и пробурчал:

— Самойленко, на выход.

Переводят в СИЗО, догадался Хрыч. Вчера следак ляпнул что-то про его скорый перевод в СИЗО.

В СИЗО Хрыч не хотел еще больше, чем на зону. А в СИЗО, он знал по опыту, ему придется куковать минимум полгода. Пока менты докажут каждый эпизод. Учитывая количество эпизодов в этот раз — отсидка в СИЗО до приговора и отправки на этап может затянуться и на год, а то и на год с лишним.

Сначала его завели в помещение около дежурки. Хрыч слышал, как конвоир уточнял у дежурного или его помощника, что с автозаком.

В комнате около дежурки стоял обшарпанный старый стол, на котором кто-то бросил бумажки. В ожидании конвоира Хрыч угрюмо размышлял о своих перспективах. Лениво бросив взгляд на стол, заметил бумажки, но отвернулся — его мысли были поглощены собственным невеселым будущим.

А потом Хрыч снова посмотрел на стол. Но уже совсем другим взглядом.

Потому что он увидел шанс.

Бумажки были скреплены канцелярской скрепкой.

Это было сложно и дьявольски опасно… но кто не рискует, тот пьет не шампанское и даже не водяру, а вонючую баланду — до конца своих дней.

И тогда Хрыч понял, что ему нужно делать.

Вокруг недостроя не было ни души. Разве что на углу здания, метрах в 20 от заброшенной много лет назад стройки, миловалась парочка. Сторонний прохожий не мог угадать в них оперов, позаимствованных для операции у наружки.

— Доложите обстановку, — нервничал Рогов в неприметном фургоне в 50 метрах от кирпичного скелета с деньгами внутри. Хотя обстановку он знал не хуже остальных — Рогов не сводил бинокля с проклятого недостроя.

Девушка, хихикая и обнимаясь с парнем, сделала движение рукой, будто бы поправляя волосы, и успела буркнуть в спрятанный в манжете куртки микрофон рации:

— Да чисто все.

Рогов посмотрел на часы. Он сходил с ума. Он готов был выскочить из фургона, вбежать в недострой и выпотрошить всю сумку. Ну или в крайнем случае выскочить из фургона и заорать. Нервы были на пределе. А в голове роились разные мысли, одна тупее другой. А что если денег там уже нет? А что если у них был какой-то подземный ход и… Тупые мысли Рогов зло отсекал, но они налетали снова, как навязчивые августовские мухи.

Рогов проверил монитор, на котором был отмечен излучаемый спрятанными в сумке электронными жучками сигнал. Красная точка моргала на том же самом месте, где и два часа назад.

— Ничего не понимаю, — в голосе Рогова сквозила паника, хотя он и пытался это скрыть. — Два часа прошло. Два часа! Почему они не идут за деньгами? Пять миллионов, ё… твою мать!

Лапин молчал, угрюмо глядя в окно на пустынный недострой.

Володя скучал на входе в УВД. Скучал и тоскливо думал о своей паршивой работе. Хотя, конечно, бывает и хуже. Вон отцовский друг Кротов — ему и вовсе не позавидуешь. Но Володя Пешков был переведен охранять вход в УВД из патрульно-постовой службе временно, и не за какие-то служебные проступки, а из-за больничных — простуда охватила сразу несколько человек, которые должны были обеспечивать безопасность проходной управления. Почему на это место закрепили именно его, Володя не понимал — и считал это дикой несправедливостью.