Юрий Козлов - Кайнокъ

Пирогов положил акт на стол. Сообщение старика не тронуло его. Знавал Корней таких ретивых борцов. С ними и милиции, и НКВД хлопот выше головы. Попробуй не прими заявление!

— У вас все?

Сахаров точно на стенку налетел. Руки развел, хлопнул по ляжкам. Получилось тяжело. Как только кость не треснула.

— Еще дельце. Такое себе. Но как хошь — решай. Вчера мне бабенку навесили. Эти твои, силикалки, прости господи.

— Милиционеры, — поправил Пирогов.

— Ну да, милиционерши твои. Я им русским языком, а они как турки. Свое кроют. Стыдно сказать.

— Ругаются, что ли? Как кроют?

— Не без того. И слово употребят. Они — молодые нынче ни бога, ни черта. Так ведь навесили бабенку. Городскую. Моя-то сразу — в бутылку: «Или я, или она». Условье мне. Она у меня с дурцой маленько. Правда, по молодости, при старом режиме еще, был за мной грешок… Попался я. И всего-то разок. А вот с тех самых пор ненавидит она свой бабий пол. «Или я, или она!» А мне каково на старости лет? Куда я… И правду сказать, эта городская, только на порог — титьки оголила и… «Где тут у вас умываются?» Срам глядеть, хоть и не святой я.

— Так что вы от меня хотите?

— Вот, здорово живешь! Я ему про Фому, он мне — про Ерсму. Городскую бы, говорю, надо переселить. Не разбегаться ж мне с бабой.

— Может, утрясется? Если нужно, я сам поговорю с вашей женой. Как же так, люди без крова, а у вас площадь позволяет… Да и не на веки вечные это.

— Не доводи до греха. Случится что, кто виноват будет?

— Вы меня пугаете?

— Не-ет! Только зачем человеку жизнь отравлять? Мало ей той блокады, что ли?

— Что вы говорите? Опомнитесь!

— Выслушай меня. У людей спроси. Баба моя на полномочного с наганом собаку спустила… В своем дому — подвинь ее, если не захочет. При Колчаке уходил я в партизаны. Звал с собой. Пугал — ухлопают белые. Ничем не пронял. Дома осталась. Была замест разведчика… Всем заслуженный человек, но с дурцой. А какой спрос с дурака?

«Ты и сам не простачок, — подумал Пирогов. — Старые времена, красные, белые… Пыль в глаза… Самогон, поди, гонишь, старый хрен. Вот и партизан приплел. И разведчицу. А по селу то там, то там сивуха ум застит. Что пили? Где взяли? Нет в магазине водки в продаже. По особым ордерам выдают водку. Значит, кто-то усмотрел и тут нетрудовой источник… Может, потому городская помехой стала?»

Однако не пойманный — не вор, и это — дело будущего.

— Михаил Степанович, царствие ему небесное, хорошо мою бабу знал. Заходил, бывало, поговорить о том о сем… О партизанах там… Чайку… Шутил: сердитая вы женщина, Климовна, — продолжал старик. Пирогов перебил его:

— У вас есть предложение, куда переселить ленинградку?

— Так если подумать…

— Подумайте. Если нам подойдет ваше предложение, мы продолжим разговор. Но не позже, чем через час. Сегодня с этим делом должно быть покончено. И самым деликатным образом.

В дверь заглянула Ирина Петровна. Поздоровалась, доложила, что пришла уже, что время — без минуты восемь часов.

Корней Павлович выпроводил Сахарова, положил на машинку рапортички, постановление о начале расследования дорожного происшествия. Предупредил, чтоб Ткачук и Пестова зашли к нему сразу, как появятся в отделе.

И этот день начинался напряженно.

«Затерянный мир» и загадочная фраза Ударцева — кивок на фантастическую фауну — как заноза засела в голове Пирогова. Выйдя из райкома, поколебавшись чуть-чуть, он свернул в улочку, тихую и зеленую, как парковая аллея, остановился против широкой, давно не крашенной террасы под короткой тесовой крышей. Что было в этом небольшом с претензиями домике раньше, Пирогов не знал. Теперь в нем располагалась библиотека.

Он вошел, поздоровался, внимательно оглядел книжные выставки, стенды, точно за тем и пришел сюда. На него повеяло тихим, безмятежным уютом, спокойствием другого, непривычного мира.

Библиотекарь, немолодая женщина, сидела за круглым столиком, расчерчивала амбарную книгу. Выслушав Корнея Павловича, она охотно перебрала стопку плотных перегнутых листков-формуляров с читательскими фамилиями на «у». Пирогов удивился такому количеству их: человек сорок, не меньше. Столько, сколько на самые распространенные «к» и «н».

— В Ржанце двенадцать домов Устиновых. И все — родня, — пояснила библиотекарь.

Пирогов слушал и думал о своем: зачем он здесь? Разве не прав Кречетов, опытный, бывалый оперативник и розыскник, что на дороге произошел несчастный случай? Если местный мужик — депутат сельсовета — свалился перед войной с горы на повороте дороги, то почему не допустить, что и Михаил тоже мог… «Ударцев не был жокеем», — сказал Кречетов, и это верно. Ударцев не был горцем. Как и Пирогов… Наконец, что изменится, если узнает Корней, что в горах водятся динозавры или еще что-то такое? Мертвого не подымешь.

«Ты упорствуешь в своих сомнениях, будто у тебя есть прямые доказательства… Основания для сомнения… Мало тебе Якитова, шофера?..»

— Так что там? — Он глазами показал на формуляр Ударцева, который библиотекарь уже держала в руках.

— Пожалуйста… За ним три книги. Ой, одна очень редкая. У нас единственная была. Издания пятидесятых годов прошлого столетия. «Записки находящегося в Алтайском округе для обращения иноверцев в христианство архимандрита Макария Глухарева». Очень редкое издание. Мы не давали ее на руки… Если она потерялась, мы не сможем приобрести вторую. Она давно не продается… Ой, и Малет! — Она сокрушенно покачала головой. — Малет написал книжку о гражданской войне. В наших местах. Она рассказывает о наших деревенских… Какая досада, если и она потерялась. Ее тоже не достать.

— Почему?

— Она решительно не понравилась критикам. Ученые считали, что ценность ее сомнительна. А бывшие красные партизаны требовали книгу спалить публично, автора судить как врага мирового интернационала.

— Даже так? За какие грехи тяжкие?

— Не знаю, но по слухам, Малет кого-то незаслуженно возвысил, кого-то принизил, не оценил чью-то роль в войне, а кого-то просто оклеветал.

— И вы хранили такую книгу?

— Хранила. И уверена, что если хоть одна претензия дутая, книгу нельзя приговаривать.

— А претензии есть и дутые?

— Господи, да девять из десяти! Помните у Крылова: кто про свои дела кричит всем без умолку… Таков уж человек — один в атаку ходит, другой в литавры бьет. Или не так? — Смело уставилась в глаза Пирогову, или доверяя ему полностью, или не признавая в нем начальника районного отдела НКВД.

— Насчет без умолку вы правы, — ответил он. — А как с распоряжениями по чистке библиотек?

— Я убираю с полок все, что рекомендуется по списку. Но жечь не решаюсь. Книжные костры оставляют ожоги в истории.