Юрий Козлов - Кайнокъ

Он хотел, не откладывая ни на минуту, проверить, прощупать округу близ Элек-Елани. Теперь это откладывалось на срок, прямо скажем, неопределенный. Тормозилось целое дело.

Во-вторых, все дни и месяцы, как заступил на должность, он боялся именно этого. За «милиционерш» боялся, не раз слышав от опытных старых работников о дерзости, цинизме преступников перед обезоруженным милиционером.

Он действительно строго запретил им появляться на кольце в одиночку, едва в нем зашевелилось первое подозрение о банде. Игушева нарушила запрет. Даже приказ! И создала осложнение, парализующее работу отдела.

Распорядившись проверить, не дома ли она после длинной дороги, он попросил Ирину Петровну созвониться с Муртайкой, с Сарапками, а сам вышел на крыльцо. Проветриться, успокоиться.

День был пасмурный. Прохладные тучи ровным покрывалом серели неподвижно на окружающих долину горах, как бы замыкая шатер над Ржанцем.

«Быть дождю. Быть… А дождь — это смытые следы, где-то оставленные Якитовым, Пустовойтовым. Смоет следы мальчишек и малявки. Да и самой Игушевой, ищущей их… Зачем она вышла на кольцо?.. Правда, на сырой земле остаются совсем четкие следы, но будет ли этот дождь кратковременным? Он ведь может на неделю завернуть…»

Из улочки показался старик Большаков. Увидел Пирогова, взмахнул тальниковым костыльком — погоди, мол.

«Вот ведь привязался. Верно говорят, не оставляй дедам никакой надежды, будто они интересуют тебя. Замордуют!» Крутнулся на каблуке, хотел улизнуть в отдел, но старик издалека приветствовал его. Пирогов задержался, отозвался на приветствие. Предупредил:

— Если вы ко мне, я очень занят.

— Я не к тебе. Я — к тому.

— Вот как! — Небрежность, с какой старик что называется отбрил его, немного задела за живое.

— Душевный человек, — продолжал старик, трудно ставя ногу на первую ступень. — Сердобольный уж.

Кивнув, — да так оно и есть, — Пирогов вернулся в кабинет.

«Может, напрасно я?.. Ведь еще ничего неизвестно… Надо отправить девчат навстречу И тушевой, а самому побывать на Элек-Елани. Иначе какой смысл в том собрании? Пусть привыкают».

Вернулась посыльная.

— Нет ее… Дома нет. Как вчера утром, так и…

— Ясно. Ирину Петровну — ко мне.

По виду Долговой он понял, что она дозвонилась, но ничего нового оттуда не сказали.

— От вашего имени я просила снарядить поисковые группы. Но когда это станет возможным? Люди на работе.

Пирогов вздохнул: еще и колхозников трясти начнет от нашей самодеятельности. Не помощь людям, а одно беспокойство.

— Повторите просьбу послать поисковиков от имени райкома. Пригласите ко мне всех сотрудников.

Ткачук, Астанина, Саблина, Ветрова расположились на стульях у двери. Каулина выставилась из приемной. Послушать.

— Все наши штыки?

— Уварова обещала быть. Она с пилорамы только вернулась. Зашла домой умыться, — ответила Полина.

Пирогов промолчал согласно. Шуйский райотдел сообщил, что в селах его района замечены в большом количестве новые, еще пахнущие смолой и соком доски. Задержанный с ними гражданин указал на Ржанецкую пилораму. Исполком назначил в цех ревизию. Она выявила нарушения в учете готовой продукции. Тогда Пирогов и «подослал» Уварову. Учиться. И разобраться в конкретном случае.

— Не будем ждать се. Она — при деле. При деле и Пестова. — Взглянул в напряженные испуганные лица. — Коротко! Мы столкнулись с фактом невыполнения приказа. Да! Я категорически запрещал выход на кольцевой проселок по одному. И вот сегодня… Вы все знаете уже: Игушева вышла-таки на кольцо и не подает голоса. Таким образом, мы вынуждены прервать основную работу, вынуждены предпринимать поиски, что в нашем положении не прибавляет нам ни чести, ни славы, ни покоя.

Он понимал, что противен в эту минуту и как начальник, и как мужчина, что не время говорить о дисциплине именно сейчас, когда каждая потерянная минута может обернуться невосполнимой потерей. Но он был по-настоящему сердит. Так сердит, как никогда не был. Похоже, у него начиналась истерика или что-то такое еще, характерное для людей честных, предупредительных, но бессильных изменить в трудную минуту что-то.

Наконец он выговорился. Замолчал, передыхая от слов, перешел с одного места на другое.

— Поисковую группу…

«Кто? Кто?.. Или все-таки самому идти? Но тогда действительно все их начала остаются без продолжений. А на небе дождь висит…»

— Поисковую группу возглавит Ткачук. Ее заместителем пойдет Саблина. Пригласите трех-четырех общественников. Оформите от моего имени заявку на производства. Какие вопросы? Предложения?

— Товарищ лейтенант, мы Яшку Липатова возьмем. У него глаз острый. — Полина намекала, что именно Яшка натолкнулся на тело Ударцева. — Яшка парень почти взрослый. Ему нынче осенью в армию идти. Воевать. Да он всегда охотно увязывается с нами… — Сделала остановку. — И из моей группы двоих ребят возьмем.

— Принимается.

— А вы, товарищ начальник, куда? — спросила из двери Каулина.

— Прокачусь… недалеко.

— Правильно, — догадалась Полина, но уточнять, куда именно, не стала. — Ночью дождик будет. Или даже вечером. У бабки Вассы коленки зудят. А это точно к дождю. У нее вся деревня про погоду справляется… Говорят, в двадцатые годы поп засушливым летом «подъезжал» к ней, когда крестный ход провести. Деньги сулил. Все грехи задарма отпускал. Верно говорю? — Оглянулась на Астанину, на Саблину.

— Про коленки — верно, — серьезно подтвердила Астанина. Она не умела по-другому.

Категорический запрет Пирогова — не выходить на «кольцо» в одиночку — развеселю девчат. Галина Каулина, кривясь в усмешке, предположила, что Коря боится диковинных зверей и гадов, которых по его заданию извлекла на свет Оленька Игушева. Анна Саблина, продолжая игру, — ой, девочки! — с вероломной проказой выдала такое, что у Ветровой еще больше вытянулось лицо и выгнулась спина, а щеки Варвары Пестовой покрылись багровыми пятнами, как оспинами. Саблина могла и не то. Курносая, лупоглазая, смешливая, она не задумывалась, что нагота — есть нагота, даже если о ней говорить без дурного умысла. «Вы чего, как дуры, — крикнула Полина. — У него точные сведения — дезертир бродит поблизости!» — «Господи, — театрально заломила руки Каулина. — Хоть бы зашел разок!»

Как ни потешно кривлянье, а известие о дезертире очень напугало Оленьку Игушеву. Тяжелым холодным камнем залегло оно в душе и не покидало ни на миг. Дезертир представлялся ей большой лохматой обезьяной с клыками, подслеповатыми кабаньими глазками. Однажды он даже приснился ей такой.

Она не хотела нарушать запрет. Напрасно упрекал ее Пирогов. Она думала, что пробежится в ходке по тракту, заглянет ненадолго в Сарапки и вернется. В Сарапках она обошла половину деревни. Если бы кто-то сказал ей — не проходили, она, поколебавшись, повернула бы назад. Но все, с кем довелось ей говорить, твердили неопределенно: не видели, не встречали. А некоторые добавляли: «Может, и проходили».