Маурицио Джованни - Боль

— Этот самый. Сегодня же утром ты должен его разыскать и спросить, что ему известно о человеке, чье имя я тебе сейчас напишу.

Ричарди взял листок бумаги, окунул перо в чернильницу, написал имя и передал записку бригадиру.

Майоне прочел имя, кивнул и улыбнулся.

— Значит, она, да? Я заметил, что он на нее странно посмотрел. И был уверен, что от вас это тоже не ускользнет. Хорошо, комиссар. Ни о чем не беспокойтесь.

— Иди, но перед этим вели привести ко мне Несполи.

Было ясно, что певец не спал всю ночь. Под глазами пролегли черные круги, на лице отросла черная щетина, густые волосы были растрепаны. Призрак краха его жизни снова стал плясать вокруг него; Несполи знал, что теперь этот призрак никогда не остановится. В камере перед глазами Микеле прошли отец и мать, братья и земляки — все, кто отдал много или мало, чтобы он мог учиться, чтобы порадоваться, увидев, как он выступает в Сан-Карло. И вот теперь, когда их мечта сбылась, он все разрушил.

Но он не мог поступить иначе, и хорошо это знал. Он поступил так, как должен был поступить, правильно и по справедливости. Поэтому был спокоен, когда смотрел в зеленые прозрачные глаза комиссара, иногда моргая от яркого утреннего света, проникавшего в кабинет через окно.

Микеле подумал, что этот сыщик, хотя и занимается позорным делом, честный человек и достоин его уважения, несмотря на то, в каком положении он сам сейчас находится. Прежде всего, комиссар смотрит людям прямо в глаза, а Микеле редко приходилось встречать таких людей. Кроме того, певцу казалось, что сыщик страдает так же, как и он. И последнее, сыщику недостаточно признания, он захотел копнуть глубже и понять. Значит, он умен. Умный и честный сыщик — редкое и опасное сочетание.

Ричарди молча смотрел на Несполи, потом кивком отослал прочь полицейского-конвоира и продолжал сидеть, поставив локти на крышку стола и уперев подбородок в сцепленные руки. Несполи, стоявший перед ним со скованными руками, выдержал его взгляд. Прошла еще одна долгая минута, и Ричарди заговорил:

— Несполи, я знаю все. Я все понял. Еще вчера вечером. Осознаете ли вы, что делаете и навстречу чему идете? Вы попадете на каторгу на тридцать лет и выйдете оттуда стариком. Если вообще выйдете, такой человек, как вы, не сможет прожить тридцать лет среди преступников.

Несполи смотрел на него не мигая и не дыша.

— Его убили не вы. Я это знаю. И также знаю, кто его убил.

Певец безмолвно моргнул.

— Подумайте о тех, кто вас любит. У вас есть мать, братья. Я не могу поверить, что у вас нет ни одной причины, чтобы хотеть жить, быть свободным. Вы должны хотеть этого хотя бы для того, чтобы петь. Я слышал вас вчера — вы отличный певец.

На лице Несполи не дрогнул ни один мускул. Но из правого глаза вытекла слеза, заскользила по щеке. Похоже, он не заметил.

— Вы так сильно привязаны к этой женщине? Что она сделала для вас, чтобы заслужить такую жертву? Почему вы дарите ей свою жизнь?

Микеле продолжал гордо смотреть на Ричарди, а тот, увлеченный своей речью, наклонился вперед.

— Если вы не поможете мне, как я смогу по мочь вам? Если вы не откажетесь от своего при знания, я больше не смогу работать над вашим делом. Позвольте мне хотя бы попробовать. Не допустите, чтобы именно я послал невиновного человека на каторгу! Прошу вас, откажитесь.

Несполи улыбнулся слабо и печально, но ничего не сказал. Прошла еще одна долгая минута. Потом Ричарди глубоко вздохнул и сказал:

— Как хотите. Я предполагал, что вы поведете себя именно так.

Комиссар вызвал конвоира и приказал:

— Уведите его.

Уходя, Несполи задержался на пороге, повернулся к Ричарди и тихо сказал:

— Спасибо вам, комиссар. Если вы когда-ни будь любили, то поймете меня.

«Я тебя понимаю», — подумал Ричарди.

Через несколько минут в дверь постучал Понте:

— Извините, комиссар. Заместитель начальника хотел бы поговорить с вами в своем кабинете.

Ричарди устало вздохнул, встал из-за стола и пошел в просторную комнату в глубине коридора. Еще до того, как подойти к двери, он почувствовал уже знакомый острый и пряный запах — аромат дикого леса. Гарцо был не один.

— Ах, дорогой Ричарди! Прошу вас, входите! Будьте как дома! Вы ведь уже знакомы с синьорой Вецци?

Напротив заместителя начальника сидела, закинув ногу на ногу, Ливия. Как обычно, одетая в черный костюм, строгий и в то же время чувственный. Вуаль на шляпке была поднята, Ливия курила. Ее великолепные черные глаза не отрываясь смотрели на Ричарди, рот тронула едва заметная улыбка. Она походила на пантеру, готовую и уснуть, и погнаться за добычей — все равно.

— Синьора Вецци прочла в газете радостную новость о том, что убийца арестован, и пришла поздравить нас, — продолжал говорить Гарцо. — Она сказала, что расскажет о том, как довольна проведенным следствием, своим знакомым из самых высших кругов власти в Риме. И даже лично нашему любимому дуче, поскольку дружит с ним и его женой. Она пожелала увидеть вас, чтобы поздравить.

Ричарди остался стоять, глядя Ливии в глаза. Продолжая смотреть на него, она повернулась к Гарцо.

— Синьора Вецци придает нашей работе слишком большое значение. В сущности, нам нужно было бы провести более тщательное расследование. Возможно, нам всего лишь… помогла удача, когда виновный признался сам.

Гарцо забеспокоился и недовольно взглянул на него. Но этот взгляд не был замечен, комиссар продолжал смотреть на вдову.

— Что вы говорите? Наш Ричарди, как всегда, слишком скромен. На самом деле арест стал результатом тщательного и, как написано в газете, неустанного поиска. Я лично — и синьора, конечно, будет так добра, что запомнит это и потом расскажет, — я лично часто давал комиссару оперативные указания, и, руководствуясь ими, мы загнали преступника в угол. Он признался лишь под давлением неопровержимых улик, которые мы собрали. Разве не так, Ричарди?

Теперь в голосе Гарцо явно звучала угроза. Ливия продолжала улыбаться, курить и смотреть на Ричарди.

— Я не сомневаюсь, что к успешному результату привела работа всей вашей… бригады, да, она называется так. Но я имела возможность не посредственно наблюдать за работой комиссара Ричарди и могу засвидетельствовать, что его ничто не отвлекает. Он — прекрасный человек и первоклассный специалист.

Гарцо не привык, чтобы его отодвигали в сторону, и, как всегда, попытался оседлать волну.

— Он действительно один из наших лучших сотрудников. Главная причина нашего успеха, как вы справедливо отметили, синьора, бригады, умение выбирать подходящих людей и ставить их на подходящие места. Разве не так, Ричарди?

Комиссар продолжал смотреть на Ливию, она по-прежнему смотрела на него и улыбалась. Но после того как его окликнули во второй раз, Ричарди не мог не ответить.