Питер Аспе - Дети Хроноса

– Говори, Барт, – прозвучало внезапно и резко.

Барт все это время стоял по стойке «смирно».

– Садись же.

Барт рухнул, как марионетка, у которой кто-то перерезал веревочки.

– Я хотел бы предоставить отчет о несчастном случае на Бремвегеле в 1979 году, – послушно начал Барт.

– На Бремвегеле, Барт?

– Загородный дом Лодевейка Вандале, – услужливо дополнил главный инспектор. – Вы просили меня проверить, обращался ли кто-либо в 1979 году в полицию с заявлением о несчастном случае, к которому были причастны Лодевейк Вандале и неизвестный мопедист.

Барт говорил на серьезном и официальном канцелярском нидерландском языке, на котором он составлял протоколы.

Версавел, в свою очередь, взял лист бумаги и сделал несколько пометок. Ван-Ин делал вид, будто не слушает Барта. Он сосредоточился на пожелтевшем протоколе из внушительной груды бумаг, не обращая внимания на главного инспектора. Только сейчас Версавел понял, какую Ван-Ин ведет игру. Нормальный человек, к которому так относятся, через неделю попросил бы перевести его в другой отдел. Версавел надеялся, что Барт – нормальный человек.

– Продолжайте, главный инспектор, – раздраженно подгонял Барта Ван-Ин.

Барт сглотнул. Его движущийся то вверх, то вниз кадык отчетливо давал понять, в каком состоянии он находится.

– Господин Вандале лично подал заявление, указав факты. Мопедист Джон Катрэйсе получил сотрясение мозга. Дело было мирно улажено. Все расходы господин Вандале взял на себя.

– Адрес! – сухо потребовал Ван-Ин.

Барт посмотрел в полной растерянности.

– Бремвегел, 38, комиссар.

Ван-Ин скорчил такую рожу, которой мог бы позавидовать скучающий член парламента.

– Адрес Катрэйсе, инспектор.

Барта бросало то в жар, то в холод.

– Мне надо проверить, комиссар. Я думал, что…

– Думать будем мы, Барт.

Версавел заметно кашлянул. Барт сдержал свое возмущение и, оскорбленный, пошел на попятную.

– Так, он ушел, – ухмыльнулся Ван-Ин.

Он снова убрал груду бумаг в ящик.

– То есть Вандале говорил правду, – заключил Версавел. – Что мы будем делать теперь?

– Я этому Барту не доверяю. Раздобудь для меня адрес Катрэйсе.

Версавел удивленно посмотрел на своего начальника. Барт мог быть некомпетентным, но слабоумным он точно не был.

– И я хочу знать, сколько Вандале ему заплатил. Согласно букве закона, правда была на стороне старика. Катрэйсе врезался в остановившуюся машину. В принципе его страховка должна была покрыть ущерб, причиненный «мерседесу».

Версавел кивнул. В таком виде просьба звучала логично.

Ван-Ин пробежался по скудным данным, которыми они на данный момент располагали. По словам Джонатана, Love фигурировала в качестве любовного гнездышка для деловых знакомых Вандале. Его контактным лицом был некий Вилльям Артс, хозяин отреставрированного кафе на Малсестеенвег. Герберт был закопан на территории Love в середине восьмидесятых годов, а в 1986 году Вандале передал загородный дом малоизвестной НКО. Ван-Ин сделал краткую пометку: закрыл ли Вандале бордель или он переместил свою деятельность в другое место?

– Я думаю, мне надо взяться за этого Артса. Возможно, он нам расскажет, кто приезжал пошалить в Love.

Здание суда Брюгге, несомненно, самое современное в Бельгии, и, кроме того, в нем есть бар. В отличие от привычной серьезности, которая царит в большинстве залов суда, здесь атмосфера в целом спокойная и иногда даже веселая. Сегодня там случайно оказался один из этих бурных дней. Более пятидесяти адвокатов весело праздновали открытие нового судебного года. Пиво лилось рекой, а анекдоты с каждым часом становились все более смелыми. Ханнелоре ждал здесь шумный прием. Когда она вошла, посыпались комплименты. Она стряхивала их с себя, как бобтейл, войдя после ливня в гостиную, отряхивает брызги. Ханнелоре заказала чашку чая, устроилась на солнечной террасе, потому что таковая там тоже имелась, и наслаждалась романтическим видом, открывавшимся на мельницы Брюгге. Теплая осенняя погода ей нравилась. Она вытянула ноги и на минутку закрыла глаза.

Никто не обратил внимания на Лео Ванмаэля, который подошел к ней через несколько минут. Для него это был первый раз, когда он вошел в святая святых. Бар был закрыт для младшего персонала. Сюда допускались только адвокаты и судьи, лишь изредка здесь можно было встретить секретаря.

– Тебе принести что-нибудь выпить? – спросила Ханнелоре, когда Лео подошел и сел рядом с ней.

– Нет, спасибо, Ханне.

– Правда нет?

Лео решительно помотал головой.

– Ты, наверное, спрашиваешь себя, почему я договорилась встретиться с тобой здесь?

Лео действительно задавал себе этот вопрос.

– Потому что это самое безопасное место для нашего разговора. Де-Ягер никогда сюда не приходит и…

– И ты уже давно собиралась тайно встретиться здесь с неизвестным поклонником, – пошутил Лео.

– Откуда ты знаешь?

– Не боишься сплетен? – Лео указал на шумных юристов у стойки бара.

– Они думают, что ты молодой стажер, – ухмыльнулась Ханнелоре. – В сентябре их здесь полно.

– Ханне, мне сорок семь.

– Я знаю, – быстро ответила она. – Но за трезвую оценку своих коллег я в данный момент поручиться не могу.

– Думаю, что при таких обстоятельствах мне все-таки следует взять себе пиво, – сказал Лео.

– А мне еще чашечку чая! – крикнула ему вслед Ханнелоре.

Лео подошел к бару и непринужденно сделал заказ, словно он бывал здесь уже многие годы.

– Я не смог сегодня связаться с Питером, – сообщил Лео, поставив на стол поднос с чаем и пивом. – И так как информация Версника показалась мне довольно важной, я позвонил тебе.

Ханнелоре сделала глоток чая и откинулась на спинку стула. Она не видела ничего страшного в том, чтобы сбросить туфли. Здесь такая комфортная обстановка, посчитала она.

– Рассказывай, Лео. Я слушаю.

– Кун Версник – отличный парень. Он не совсем соответствует типичному образу потрошителя, но что ты хочешь? В наши дни только что закончившему обучение врачу работу найти нелегко.

– А кому легко? – вздохнула Ханнелоре.

Лео знал ее воинственную натуру. Заместитель прокурора с левыми взглядами такое же редкое явление, как кактус в лесу Амазонки.

– Кун Версник изучил отчет Де-Ягера о вскрытии. По его словам, Де-Ягер пропустил решающую деталь.

– Общеизвестно, что доктор Де-Ягер время от времени делает ошибки, – терпеливо отметила Ханнелоре. – Только что закончившие обучение врачи знают тоже не все.

– Отец Версника – известный пластический хирург, Ханне. Кун взял домой рентгеновские снимки Герберта, потому что подозревал, что что-то было не так. Его отец подтвердил это официально. Челюстные кости жертвы не распилены, а разделены. Это означает, что речь здесь идет о пластической операции.