Питер Аспе - Дети Хроноса

В доме на Ветте-Виспорт Ван-Ин поцеловал Ханнелоре на ночь. Час назад он представить себе не мог, что документальный фильм о спаривающихся муравьедах может оказаться таким возбуждающим.

На следующее утро Ван-Ин появился в полицейском комиссариате рано. Солнце слабо светило через грязные окна. Сокращения финансирования, которые городское правление провело в прошлом году, и здесь давали о себе знать. Обслуживание здания было сведено к минимуму. Регулярно убирали только те помещения, куда заходили посетители. Не то чтобы Ван-Ина это заботило. Лично он считал, что грязный налет на окнах их комиссариата обеспечивал некоторое уединение. Ведь снаружи не было видно, работают здесь или нет.

Как обычно, Версавел готовил кофе. Ван-Ин лениво полулежал на своем стуле, закинув ноги на стол. У него была довольно бурная ночь. После необузданного секса с Ханнелоре он провалился в глубокий сон. Но Морфей удостоил его лишь несколькими часами забвения. В полчетвертого он проснулся в поту от тревоги. Остальную часть ночи он ворочался с боку на бок и раздумывал. Жалоба Линды Артс висела над его головой, как дамоклов меч. И меч был тоже настоящий. Во сне он видел его покачивающимся, как гигантский серп в рассказе Эдгара Аллана По, в котором бедный заключенный едва остался в живых после ужасов колодца и маятника.

Ван-Ин упорядочил все аргументы и чем дальше, тем больше убеждался в том, что на этот раз он не выйдет сухим из воды. Неуверенность пожирала его душу, словно волны, бьющиеся о меловые скалы Дувра.

– Я задаюсь вопросом, почему Артс так спешно бросился в бега, – сказал вдруг Версавел.

– Ты его подозреваешь?

Ван-Ин должен был признать, что этот след он немного упустил из виду. Возможно, он слишком сильно сосредоточился на клиентах Love.

– Тот, кому нечего прятать, просто так все не бросит.

– Все не бросит, – отозвался эхом Ван-Ин. – Имея в виду шестнадцать миллионов, которые Артс прихватил с собой, вряд ли можно сказать, что он «все бросил».

Версавел не позволил этому аргументу сбить его с толку. Он налил своему начальнику чашку кофе. Ван-Ин снял ноги со стола – он уже не раз проливал себе на рубашку горячий, только что приготовленный кофе.

– Информация на телевидении о том, что его разыскивает полиция, действительно не будет лишней, – признал он.

Версавел смотрел на него выжидательно.

– Если только у тебя нет других предложений, Гвидо.

– Возможно, будет разумно предупредить еще пограничные посты.

Ван-Ин пожал плечами.

– Прежде всего, не забудь про жандармерию, – сказал он саркастически. – По мне, так можешь поднять тревогу хоть во всем королевстве. Мы ведь не хотели бы, чтобы народ нас упрекал в том, что мы не старались.

Ван-Ин сделал глоток великолепного кофе от Версавела. Инспектор понял посыл и решил держаться в тени. Это был не день Ван-Ина, и лучше не слишком действовать ему на нервы.

– Тебе удалось подключить Карине Неелс? – спросил Ван-Ин немного погодя.

Версавел кивнул:

– Девушка невероятно полна энтузиазма. «Белгаком» [42]скоро подумает, что у нас тут «горячая линия». Она обзванивает всю страну.

– Немного везения – и нам удастся установить личность Герберта. Стоит нам узнать, кто он такой, как остальное станет детской игрой.

Ван-Ин снова закинул ноги на стол. День обещал быть спокойным. Он вздрогнул, когда зазвонил телефон, и, несмотря на то что его чашка была наполовину пустой, все же умудрился пролить кофе себе на рубашку.

– Здравствуй, Питер. – Это была Ханнелоре.

– Ты уже по мне соскучилась? – ухмыльнулся он.

– Не глупи, Питер Ван-Ин. – Ее голос звучал напряженно. – Лети пулей на Груне-Рей. Кто-то убил Провоста, и поверь мне: зрелище не из приятных. Его секретарша нашла его полчаса назад.

После того как Ханнелоре отключилась, Ван-Ин целых десять секунд продолжал сидеть с прижатой к уху трубкой.

– Что-то случилось? – озабоченно спросил Версавел.

– Слава богу, Гвидо. Кто-то только что оказал мне огромную услугу.

– Они нашли Артса?

– Нет, – ответил, ехидно посмеиваясь, Ван-Ин. – Это гораздо лучше.

Секретарша покойного Ива Провоста впустила Ван-Ина. Женщина заметно дрожала. Ее лицо было белее, чем белье Гюггенхеймера [43].

– Госпожа прокурор ждет вас в офисе господина Ива, – сказала она, всхлипнув.

Несмотря на серьезность ситуации, Ван-Ину было трудно сдержать улыбку. В судебных кругах заместителя неизменно называли прокурором. Ведь суета не знает ни звания, ни положения.

В доме на Груне-Рей несколько лет назад был проведен капитальный ремонт. Есть ли вообще в Брюгге историческое здание, которое еще не было искусно прибрано к рукам? В отличие от того, как проводились реставрации других зданий, Провост не пожалел ни сил, ни денег, чтобы вернуть родительскому дому былое великолепие. Здесь не только профессионально очистили фасад, но и основательно отремонтировали и декорировали внутреннюю сторону. Один только холл означал, что на антиквариат было потрачено целое состояние.

Ван-Ин шел за старой секретаршей по коридору. Госпожу Калмейн Ив Провост унаследовал от своего отца, так же как и остальную мебель. Ёдокси Калмейн верно служила Провостам сорок лет. Через шесть месяцев ей предстояло выйти на пенсию. Она была женщиной старой закалки: с развитым чувством долга, рациональная и честная. Ван-Ин оглядел ее похожую на скрипку фигуру. На госпоже Калмейн была серая юбка до середины икры, непрозрачная белая блузка и плотные эластичные колготки телесного цвета. Ее монашеские туфли без каблуков мрачновато постукивали в высоком, узком пространстве. В конце коридора она открыла одну створку двойной двери с мягкой обивкой и впустила его внутрь, сама при этом осталась снаружи.

– Привет, я здесь, – сказал Ван-Ин бодро. Он удивленно смотрел вокруг себя. – Где остальные?

Ханнелоре стояла перед камином – неудачным произведением в стиле неоренессанс. Ван-Ин подошел к ней. Она рассеянно поцеловала его в губы.

– Госпожа Калмейн позвонила сразу в прокуратуру, – объяснила она. – Остальную часть цирка я ожидаю через десять минут.

– Замечательно. Где лежит наш друг?

Для Ван-Ина этот день уже нельзя было больше испортить. Ханнелоре указала на софу в футуристическом стиле, почти скрытую от глаз зарослями комнатных растений. Ван-Ин увидел две ноги, высовывающиеся между зеленью фикусов и папоротника. На лодыжках были стальные наручники, похожие на те, что используются полицией.

– Не смейся, – укорила Ван-Ина Ханнелоре, когда он шаловливо посмотрел на нее.

Провост лежал на спине. Он был в чем мать родила, во рту его торчал кляп.

– И мне нельзя смеяться! – Ван-Ин стиснул зубы. – Боже милосердный! У него на носу прищепка.